Каиафа — председательствующий циник

Первосвященник — «это было необходимо»

Во время суда над Христом хитроумный Каиафа сыграл ведущую роль. Его положение первосвященника дало ему возможность повлиять на мнение старейшин и начальников. Вместе со своим тестем Анной Каиафа ловко манипулировал убеждениями и настроениями других членов синедриона.

За четверть века до начала служения нашего Господа саддукей Анна был приглашен на пост первосвященника. Израиль столь глубоко деградировал, что пост первосвященника занял римский ставленник. Этот священный пост, который передавался по наследству и, согласно заповеди Божьей, был доступен только первородным наследникам Аарона, теперь стал заветной целью политиканов и синекурой для неразборчивых, амбициозных деятелей. Вскоре Анна был смещен с поста, а это место последовательно занимали его зять Каиафа и пятеро сыновей.

То, что на этот пост был назначен саддукей, само по себе невероятно. Не верящий ни в ангелов, ни в Дух, отвергающий мысль о том, что в конце времени он предстанет перед Высшим Судом, отрицающий возможность надежды на иной мир, этот саддукей был циничным материалистом своего времени. Только лицемер мог, оставаясь саддукеем, исполнять обязанности первосвященника. Анна и Каиафа и были такими лицемерами. Они были «сродни саддукеям, которые прикрывали показной праведностью гордыню, самоуверенность, безрассудство, честолюбие и жестокость» (Христос — надежда мира, с. 539). Они заняли этот пост вовсе не потому, что хотели служить добру и истине, но потому, что могли извлечь из этого выгоду.

После того, как Анна был смещен с поста первосвященника, он стал негласно руководить всем. С годами его власть только усиливалась. Именно поэтому его имя упомянуто вместе с именем его зятя в евангельском повествовании (Лк. 3:2). Обоих называли первосвященниками. О высоком положении Анны свидетельствует тот факт, что Иисуса после ареста в первую очередь повели к нему. «Хитрость, коварство и ловкость Анны следовало использовать и на этот раз» (там же, с. 698).

После допроса у Анны Христа отвели к Каиафе (Ин. 18:24). Каиафа «был на тот год первосвященником» (ст. 13).

Каиафа, член семьи Анны и саддукей, был одним из самых влиятельных иудеев в те времена. Не слишком заботясь о принципах морали или о богословской концепции греха, он стремился извлечь все, что можно, из сегодняшнего дня. Циничный судья, лицемерный первосвященник, неразборчивый правитель, он заботился только о своих собственных интересах. Его «правление» совпало со служением Христа.

Христос предстал перед судом этого человека. В первый раз мы сталкиваемся с Каиафой в суде синедриона. Собрание было созвано по поводу воскрешения Лазаря. Об этом чуде свидетельствовали многие люди, и они были готовы поклясться, невзирая ни на какие возражения, что они видели Лазаря мертвым и наблюдали, как по слову Христа он возвратился к жизни. Благодаря этому чуду заявление Христа о том, что Он — Мессия, с каждым днем становилось все более обоснованным; положение же правящей верхушки иудеев, напротив, становилось день ото дня все более ненадежным. Синедрион был настроен против Иисуса. Если народ примет Его как Мессию, престиж высшей законодательной власти иудеев окажется под угрозой. Псевдонаучная позиция саддукеев, вследствие воскрешения Лазаря утратившая опору, поколебалась в самой своей сути. Иоанн охарактеризовал затруднительное положение этих людей в следующих словах: «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим, и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. Сие же он сказал не от себя, но, будучи на тот год первосвященником, предсказал, что Иисус умрет за народ, и не только за народ, но чтобы и рассеянных чад Божиих собрать воедино. С этого дня положили убить Его» (Як, 11:47-53). «Надменный Каиафа, сам того не понимая, признал миссию Спасителя!

…Присущее язычникам смутное сознание того, что один человек должен умереть за весь человеческий род, побуждало их приносить в жертву людей. Так и Каиафа предложил пожертвовать Иисусом, чтобы спасти грешный народ. Но он желал спасти виновный народ не от греха, а во грехе, чтобы люди могли продолжать грешить» (Христос — надежда мира, с. 540).

Каиафа в этой сцене явлен нам как «гордый и жестокий человек, властный и нетерпимый» (там же, с. 539). Он был циничным, непреклонным, коварным, высокомерным и властным. То, как он обратился к своим соратникам: «Вы ничего не знаете» (Ин. 11:49), свидетельствует о его самоуверенности и ощущении своей всесильности. Он явно не испытывал уважения к сединам. Он был абсолютно уверен в прочности своего положения и ничего не боялся.

Весьма красноречиво о свойствах личности Каиафы свидетельствуют его слова «что лучше нам…» (Ин. 11:50). Это говорит политик. То, что лучше, — то и правильно! Сиюминутная выгода должна быть получена любой ценой! Но Каиафа еще не закончил своих откровений: «Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (ст. 50). Человеческая жизнь ничего не значила для него! Если единственным выходом из затруднительного положения является убийство Иисуса из Назарета, почему бы к нему не прибегнуть? Перед нами неприкрытый цинизм! Сметай все преграды на своем пути и не позволяй людям сомневаться! Таким образом был составлен заговор. Иисус должен быть убран с пути любой ценой и любыми дозволенными и недозволенными средствами. Подкуп Иуды, его предательство, срочный созыв синедриона в неурочный час, о чем уважаемых членов синедриона преднамеренно не оповестили, — все это результат политики, проводимой Каиафой.

Когда Каиафа столкнулся лицом к лицу с совершенно отчаявшимся Иудой, он как никогда ясно продемонстрировал свой цинизм. Иуда признался судьям: «Согрешил я, предав кровь невинную». Первосвященник ответил с насмешкой: «Что нам до того? смотри сам» (Мф. 27:4; см. Христос — надежда мира, с. 722). С презрением он оттолкнул Иуду, заплатив определенную сумму денег. Дело сделано!

Теперь мы видим Иисуса, стоящего перед Каиафой (Ин. 18:13,14, 24-28; Мф. 26:57-68; Мк. 14:53-65; Лк. 22:54-65). Коварный первосвященник выставлен здесь в наихудшем свете. Давайте внимательно проанализируем ту двойную игру, которую он вел. Он искал ложных свидетельств, чтобы выдвинуть обвинения против Иисуса, дабы приговорить Его к смерти (Мф. 26:59-61). Но даже ему поначалу это не удалось! Он старался спровоцировать Христа на высказывания, которые можно было бы обернуть против Него (Мф. 26:62; Мк. 14:60). Затем он приказал Христу под присягой провозгласить Свои убеждения. Каиафа требовал, чтобы Христос сказал, является ли Он Мессией или нет (Мф. 26:63; Мк. 14:61). На это Иисус дал типично иудейский ответ и тут же предсказал, что Каиафа однажды будет свидетелем славного Второго пришествия Сына Человеческого. «Слова Христа напугали первосвященника… Перед ним зримо возникли сцены последнего суда. На мгновение предстало устрашающее зрелище: разверстые могилы, покидающие их мертвецы. Тогда-то и откроются тайны, которые, как он надеялся, сокрыты навек! На миг ему показалось, будто уже стоит перед Вечным Судьей, Чей всевидящий взор проникает в его душу, обнаруживая тайны, которые, казалось, были навсегда похоронены.

Но вот эта картина исчезла. Слова Христа задели его, саддукея, за живое» (Христос — надежда мира, с. 708).

Тогда первосвященник продемонстрировал свое полное пренебрежение к закону, разодрав надвое свои священнические одежды (Мф. 26:65; Мк. 14:63). «Угрызения совести, смешанные с яростью, побудили Каиафу поступить так, как он поступил. Он досадовал на себя за то, что поверил словам Христа» (Христос — надежда мира, с. 708). Для него наступил решающий миг. Но он упустил его. Он обвинил Иисуса на основании Его собственного свидетельства. Это также было незаконно. Он позволил своим приближенным высмеивать и унижать Христа (Мф. 26:67; Мк. 14:65), что также запрещено законом. «Ни с одним преступником не обращались столь бесчеловечно, как с Сыном Божьим» (Христос — надежда мира, с. 710). И все это происходило в суде Каиафы!

Также далеко не в лучшем свете выглядел Каиафа, когда выдвигал обвинения против Христа перед Пилатом; похоже, в глазах наместника он был главным преследователем Иисуса (Мф. 27:12). Когда Пилат спросил первосвященников о том, каков будет приговор, иудеи почувствовали сомнение в голосе римлянина. Их ответ показывал, что они не боятся правителя: «Если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе» (Ин. 18:30). На слова Пилата: «Возьмите Его вы и по закону вашему судите Его» иудеи отвечали с недовольством: «Нам не позволено предавать смерти никого» (Ин. 18:31). Два беспринципных человека, иудейский первосвященник и римский прокуратор, прекрасно поняли друг друга в этом диалоге. События стягивались петлей вокруг злосчастного Пилата, а иудеи тем временем становились все более и более дерзкими. Кроме того, возможно, именно Каиафа самолично подстрекал толпу, чтобы она требовала освобождения Вараввы (Мк. 15:11; Мф. 27:20), побуждал людей кричать: «Распни», а на Голгофе первым насмехался над умирающим Спасителем (Мф. 27:41—43). Тогда, в пятницу, на закате дня, Каиафа, по-видимому, считал, что он достиг своей цели: его враг мертв, и в самой смерти Своей Он в достаточной мере унижен. Таким циничным человеком был Каиафа.

Таким образом, характер Каиафы ярко проявился у Голгофского креста. Холодный и расчетливый, бессердечный и жестокий, неумолимый интриган, он делал все только ради собственного блага. Чувства других людей, нужды его народа и всего человечества в вечности — все это и многое другое, не менее ценное, он был готов попрать, лишь бы добиться исполнения своих целей и желаний. Его жизнь явилась убедительным свидетельством той великой истины, что даже на высшем религиозном посту человек может скатиться к совершенно безбожному существованию и жить только сегодняшним днем. Близость к священным вещам сама по себе не может сделать человека святым. Священный пост может оказаться бессильным освятить мысли и направить по пути богоугодной жизни. Давайте будем остерегаться того, чтобы нам не стать безразличными к священной истине, в которую мы верим, и чтобы своими делами не отвергнуть Спасителя, Которого мы исповедуем перед людьми.