I.

Достойные исповедники Иисуса Христа, предназначенные на мучение! В то время, как Церковь, общая наша матерь и владычица, занимается доставлением вам пищи, в которой имеете вы нужду для поддержания тела своего, в то время, как братья ваши посещают вас в темнице для принесения вам части плода от посильных своих трудов, позвольте, чтоб я с другой стороны споспешествовал вам, чем могу, к облегчению вашей души; ибо вам известно, что человек напрасно питает плоть свою, когда нет пищи духу его, и если он печется о телесных немощах, то тем паче должен заботиться о болезнях душевных, которые гораздо опаснее телесных. Но кто я, чтобы сметь мне давать вам поучения! Припомните однако ж, что гладиаторы иногда возбуждаются к мужеству не только начальниками и руководителями своими, но и посторонними нисколько неискусными людьми: народ издали их ободряет, и каков он ни есть, но часто голос его бывает действительнее, нежели голос знатоков искусства.

Итак прежде всего подумайте о том, чтобы не оскорбить Духа Святого Божия (Еф. 4,30), сопровождавшего вас в темницу, в которую не были бы вы и заключены, если бы Он не вошел туда вместе с вами. Поступайте так, чтоб Он с вами всегда пребывал, и чтоб из сего печального места привел Он вас во славу Божию. Я знаю, что темница бывает часто крепостью диавола, в которую ввергаются обыкновенно рабы его; но вы, священные атлеты, вошли в нее единственно для того, чтобы восторжествовать над сим гордым врагом в самой его крепости, хотя вы терзали его уже и в других местах. Да не похвалится он тем, что вы у него в когтях, что он изнурит вас голодом, скукою, взаимными несогласиями; да убежит он от вас, да сокроется в глубоких и срамных пещерах, и да пресмыкается там, как ядовитая змея, изгнанная посредством волхвования. Да не будет он столько счастлив, чтобы сражаться с вами и победить вас у себя дома: да обрящет вас во всякое время готовыми и вооруженными доспехами любви. Мир ваш составляет жестокую для него войну: мир столь вожделенный и драгоценный, что многие верующие обыкли приходить в темницы ваши молить вас об испрошении им мира сего для вступления в общение церкви. Вам надобно сохранить между собою любовь сию и мир сей, дабы могли вы сообщать их другим.

Сердечно желаю, чтобы всякого рода другие заботы ума сопровождали вас только до темничных дверей, равно как чтоб и родственники ваши не провождали вас далее. Тут разлучились вы с миром: не жалейте, что с ним распрощались. Зная, что мир сам по себе есть истинная темница, вы уразумеете, что вы как бы вышли из темницы своей, а не вошли в нее. Действительно: темна ли темница ваша? Мир еще более покрыт густым мраком, ослепляющим ум. Находитесь ли вы в оковах? Мир носит тягчайшие цени, изнуряющие душу. Заразительно ли жилище ваше? Мир преисполнен вредных испарений, несравненно несноснейших: это соблазны и распутства сладострастия. Сравнены ли вы с преступниками? Мир заключает в себе гораздо более виновных, я хочу сказать, весь род человеческий. Зависит ли жизнь ваша от проконсула, угрожающего вам своим приговором? Мир должен одержим быть большим страхом во ожидании страшного суда Божия.

II.

Согласитесь же, знаменитые исповедники, что вы перешли только из темницы в убежище. Признаюсь, что жилище ваше мрачно; но само вы свет живой. Вы связаны путами; но вы свободны в Боге. Вы дышите заразительным воздухом; но пред Богом вы источаете благоухания. Вы ожидаете приговора судии; но придет время, когда вы судить будете самых судей ваших. Да предаются печали другие люди, воздыхающие об услаждениях века сего. Христианин отрекся от мира сего, прежде нежели вышел из него; но в темнице должен он отречься и от того, что только может усладить горечь ее. В каком бы месте мира сего вы ни находились, до того дела нет: вы уже оставили мир; и если вы лишились чрез то какого удовольствия в жизни: то какой выгодный сделали вы торг, променяв малое на великое? Но не станем теперь говорить о наградах, обещанных Богом мученикам.

Продлим сравнение жилища мира с жилищем темницы, и посмотрим, выигрывает ли душа в нем последнем более, нежели сколько тело может потерять в нем. Скажем лучше еще: тело тут ничего не теряет: оно находит все нужное посредством попечения церкви и любви верующих, между тем как душа обретает всякую помощь, потребную для поддержания веры. Тут по крайней мере не видите вы идолов ложных богов, не встречаете их изображений, не обязаны присутствовать на празднествах язычников, не заражаетесь святотатственными испарениями, не оглушаетесь безумными восклицаниями театра и цирка, не бываете свидетелями бешеной жестокости гладиатора и срамных телодвижений комедианта. Глаза ваши не обращаются на сии проклятые места, посвященные распутству: вы в безопасности от соблазнов, искушений, дурных помыслов, и от самого даже гонения. Темница дает средства христианину находить в ней те же выгоды, какие пророки находили некогда в пустыне. Иисус Христос нередко искал уединения, чтоб иметь более свободы молиться и убегать от забот века сего. Он явил ученикам и самую славу Свою также в уединенном месте (Мф. 12).

Перестанем же именовать темницею то место, где вы находитесь. Назовем его лучше убежищем. Хотя в нем тело ваше и заключено; но душа всегда свободна. Вы можете простираться там духом своим так далеко, как пожелаете, представляя себе не мрачные ходы или длинные портики, но надежный путь, ведущий прямо к Богу. Вы всегда будете находиться вне темницы, как скоро таким образом станете проходить сей божественный путь. Тело не чувствует тягости оков своих, когда душа обретается на небесах: она уносит с собою всего человека, и переносит его туда, куда захочет. Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мат. 6,21). Потщимся же поступать так, чтобы сердце наше всегда находилось там, где мы желаем обрести истинное благо.

III.

Пускай однако ж темница и беспокойна будет для христиан. Но разве мы не вербованы в воинство Иисуса Христа, с тех пор как крещение к тому нас удостоило? Воин же не должен ожидать, чтобы война производилась на полях, исполненных приятностей. Чтобы вступить в сражение, ему надобно не с мягкой и покойной постели вставать, но выходить из лагеря, где жесткость земли, суровость воздуха и грубость пищи приучили уже тело его к трудам. Во время даже мира, воины занимаются военными экзерцициями. Они ходят не иначе, как покрытые оружием; бегают, показывая вид, что атакуют неприятеля; производят окопы; делают приступы; покрываются потом и пылью при сих занятиях, чтобы приучить тело к усталости, и одушевиться мужеством. Они легко переходят из тени на солнце, из хорошего времени на дождливое, из тишины на шум, из шума на тревогу: сбрасывают с себя тунику, чтобы надеть латы. Таким образом, знаменитые служительницы Иисуса Христа (я обращаю речь и к вам), как бы жестоки ни казались вам неудобства темницы, но вы должны считать их для себя как бы упражнением для испытания сил тела и души вашей.

Какое счастливое сражение предстоит вам выдержать! Бог будет вашим воздаятелем, а Дух Святый руководителем. Вашими лаврами будет венец бессмертный, вашею ценою будет счастье удостоиться быть согражданками Ангелов на небесах, прославленными во все века. Для того-то Иисус Христос, божественный ваш Учитель, и привел вас на путь сей, помазавши вас прежде Духом Своим, и проведя перед днем сражения чрез сии трудности для большого подкрепления мужества вашего. Так приучаются часто атлеты к строжайшей дисциплине, дабы тела их восприяли новые силы. Их заставляют соблюдать воздержание; им запрещают употреблять нежное мясо и сладкое вино; их тревожат, утомляют, мучат. Чем более они укрепляются от сих испытаний, тем они бывают увереннее в победе. Для получения венца тленного, как говорит Апостол (1 Кор. 9,25). Мы же, христиане, ожидая венца нетленного, должны почитать темницу за такое место ристания, откуда надобно нам устремляться в бег и являть знаки своего мужества, чтобы со славою предстать суду Божию. Вообще добродетель поддерживается трудом, а негою расслабляется.

IV.

Господь поучает нас, что дух бодр, плоть же немощна (Мф. 26,41). Тут не надобно нам обольщать себя. Плоть немощна, говорит Сам Бог. Объявляя же, что дух бодр, Он дает нам знать, кто кому должен покоряться. Плоть должна повиноваться духу, слабейшая сильнейшему, дабы укрепиться. Пусть дух и тело поддерживают себя взаимно для своего спасения, пусть с одинокою неустрашимостью взирают не только на неудобства темницы, но и на жестокость сражения. Плоть конечно будет страшиться острия меча, поношения креста, свирепства диких зверей, несносной муки от огня, и всего того, что варварство палача может придумать ужаснейшего в казнях; но дух да поспешит к ней на помощь, и да воодушевит ее тем, что все сии вещи, как бы они ни казались жестокими, были терпеливо переносимы и даже желаемы людьми, имевшими в виду одну только честь и тщеславие. Таковы были не только мужчины, но и жены, которым вы, любезные сестры мои во Христе, не должны уступать в мужестве. Я много бы распространился, если бы стал в подробности исчислять людей, которые, следуя чувствам мнимого великодушия, подвергали себя добровольно смерти. Муций сжигает руку свою на жертвеннике, чтобы заставить о себе говорить. Регуль, римский вождь, бывши взят в плен Карфагенцами, чтобы только не нарушить прав своего отечества, предпочитает лучше быть запертым в некоторый род ящика, в котором многократно пронзается острием меча, и терпит столько смертей, сколько получает ран. Философ (Гераклит) бросается дерзновенно в огонь. Другой философ (Эмпедокль) ввергается в жерло горы Этны. Недавно некто Перегрин кончил дни свои на пылающем костре. Но не одни философы, женщины также оказывали презрение к мечу и огню. Лукреция для поправления поруганной чести своей пронзает себя мечем насквозь в присутствии своих родственников. Дидона, принуждаемая против воли вступить во второй брак по смерти любезного своего супруга, кладет себя во гроб на костре. Жена Аздрубалова, видя мужа своего во власти Сципиона и весь Карфаген в огне, решается с детьми своими предаться пламени, пожирающему отечество ее, дабы избежать стыда, угрожающего Аздрубалу просить пощады от врага его. Пол сей, как ни слаб, иногда издевался над свирепством таких животных, которые ужаснее медведя и льва. Знаменитая Клеопатра согласилась лучше умереть от уязвления аспида, нежели подвергнуться власти Августа. Вы можете сказать, если угодно, что страх смерти делает менее впечатления, нежели страх мучений. Но разве не известно вам, с какою неустрашимостью поступила одна Афинянка, обвиненная в знании сделанного втайне заговора? Тщетно подвергали ее самым жестоким наказаниям: она не только не открыла заговорщиков, но откусивши зубами язык, выплюнула его в глаза своему судии, как бы хотела сказать, что сколько бы он ее ни мучил, но не заставит ее говорить. Вы знаете также, какие бичевания происходят и ныне у Лакедемонян: это как бы жертва, на которую обрекаются у них молодые люди. Они бичуют себя до крови в присутствии всех своих родных, которые поощряют и увещевают их терпеть мужественно до конца. Они вменяют себе в славу скорее умереть от мучений, нежели не перенести их. Если же тщеславие придает столько силы и мужества, что люди делаются способными презирать меч, огонь, кресты, казни, свирепство зверей: то нам нельзя не сознаться, что наши страдания довольно еще легки, когда мы сравним с ними славу о награду, обещанную нам за них на небесах. Увы! Мы так много подвизаемся за фальшивое золото: что же делать нам должно для приобретения золота истинного? Кто откажется дать за настоящую вещь столько, сколько другие платят за призрак?

V.

Прихожу в молчании побуждения к мирской славе. Люди, одержимые страстью или какою-то болезнью ума, считают ныне за игрушку всякого рода жестокости и бешенства, в которых упражняются. Сколько тунеядцев берутся из тщеславия за ремесло гладиатора? Желание прославиться заставляет их выходить против свирепых зверей, и они воображают, что от того приобретут столько же отличных знаков красоты, сколько получат угрызение и ран на лице. Другие обязываются пробежать довольно длинное пространство, имея на теле горящую сорочку. Иные наконец проходят с важностью сквозь тучу ременных ударов, наносимых на плеча их безостановочно. Не вотще, почтенные исповедники, Бог попускает в мире такие примеры мнимого великодушия: они должны поощрять нас в нынешнем, и приводить в смятение в будущем веке. Горе нам, если любовь к истине не заставит нас терпеть более для нашего спасения, нежели сколько тщеславие заставляет других терпеть для их погибели!

VI.

Но оставим в стороне сии чудеса постоянства, производимые одним честолюбием. Взглянем лучше на печальное состояние нашей природы дабы посредством вещей, обыкновенно случающихся вопреки ожидания нашего, воодушевиться нам выдержать сражение, в которое может быть вскоре должны мы будем вступить. Да и в самом деле сколько живых иногда сгорает во время пожара? Сколько растерзано людей дикими зверьми в лесах и в других местах? Сколько умерщвлено разбойниками, сколько повешено на кресте неприятелем после множества претерпленных оскорблений, мучений и терзаний? Сколько ежедневно видим мы людей, которые из любви к человеку охотно переносят то, что мы затрудняемся переносить из любви к Богу? Настоящее время служит тому торжественным свидетельством. Сколько особ, и особ знатнейшего рода, погибает такою смертью, какой не должны бы они подвергаться ни по своей знаменитости, ни по своему достоинству, ни по своему возрасту, ни по преимуществам тела своего? И все сие претерпевают они для человека. Он казнит их, если примут они сторону его противников; если же пристанут к нему, то противники его предают их гибели.