«Смерть и жизнь — во власти языка»: О культуре речи священнослужителя.

«Берегите чистоту языка, как святыню»

И. С. Тургенев

«Тем, кто нынче занимается теологией, должно быть стыдно за то, сколь мало они владеют языком»

Леонардо Бруни

«Употреблять иностранное слово, когда есть равносильное ему русское слово — значит оскорблять и здравый смысл, и здравый вкус»

В. Г. Белинский

Пишу эти строки, потому что всякого христианина, переживающего за свою церковь, должно охватить тревожное раздумье о ее судьбе. Мы десятилетиями ждали религиозной свободы, и она, как ни парадоксально, во многом застала нас врасплох.

Еще вчера в это было трудно поверить, но сегодня непредсказуемая логика жизни заставляет задуматься над фактом, что в последнее время интерес к евангельской миссии снижается. Религия утратила момент своеобразной сенсационности и новизны. На встречу с миссионерами-евангелистами приходит далеко не так много слушателей, как ожидается. У некоторой части общества и интеллигенции обострилось религиозно-национальное самосознание.

Безусловно, можно утешать себя тем. Что эти процессы закономерны и объективны. Но если серьезно осмыслить ситуацию, сложившуюся за последние месяцы, то нужно признать, что вслед за первыми успехами благовестия Церкви в той же мере нарастает напряжение между протестантизмом и православием.

С одной стороны, ортодоксальную церковь смущает интенсивность, с которой та или иная конфессия совершает евангельские миссии, с другой — русская интеллигенция, тяготеющая к христианским, православным ценностям, подозрительно относится к специфической манере проповедования американскими вестниками.

Отсюда благовестие христиан-адвентистов в России обретает статус не только сугубо миссионерский, но и культурологический. Недооценивание этого не может не обернуться издержками. Проповедь Слова Божьего необходимо сообразовывать с контекстом и ценностями культуры. Культура — это тот инструментарий, который способствует органичному провиденциальному вхождению спасительной вести в лоно того или иного народа.

За последние годы в России появился ряд протестантских харизматических движений, которые игнорируют онтологическую и сакральную значимость культуры, вызывая своим экстравагантным проповедованием заметное смущение в обществе.

В этом контексте исключительно важно понять, что Россия сегодня нуждается в особом типе вестника, который есть плоть от плоти национальной культуры. Служитель церкви, призванный Богом возвещать Его премудрость в мире, до конца дней связывает свою жизнь с языком. Этот бесценный дар дан человеку Творцом, и дан во владение. Поэтому мы станем подлинными «свидетелями в Иерусалиме… Иудее…» (Деян. 1:8), России — чего ожидает от нас Христос Спаситель — тогда, когда усвоим высокую общую культуру и научимся пользоваться всеми выразительными средствами родного языка.

Разумеется, иногда приходится слышать от некоторых служителей: «Разве важно, как говоришь? Главное — не загасить в себе желание проповедовать. Народ все равно поймет искреннее, идущее от Духа и сердца слово».

Едва ли можно согласиться с подобным суждением. Как справедливо пишет языковед Л. И. Скворцов, «нелепо утверждать, что небрежную, неточную, неряшливую речь правильно поймут. А какие «неувязки» выходят иной раз из-за неправильного толкования — это каждый, наверное, испытал на своем собственном опыте. Значит, нельзя руководствоваться нехитрым правилом «все равно поймут». Нет, неправильную речь или трудно понять, или можно понять ошибочно. А неправильно поймешь — неправильно и поступишь. Значит, культура речи — не личное дело каждого из нас…»

К сожалению, нам, адвентистам, нужно признать, что в нашей среде красивый и образный русский язык нередко находится в небрежении.

Говорить об истине и не заботиться о значимости речевой культуры значит обрекать истину на неудачу. Всякий язык живет по своим внутренним законам, неподчинение которым чревато необратимыми последствиями.

За десятилетия равнодушного отношения к культуре у нас выработался доморощенный, если так можно выразиться, «адвентистский язык». Из поколения в поколение бессознательно копился набор шаблонных фраз, нелитературных оборотов и слов. Кафедральный язык утратил поэтичность и образность, слова стираются, тускнеют, перестают волновать. На мой взгляд, эта болезнь обусловлена отсутствием у служителей интереса и любви к родному языку, бережного и вдумчивого обращения с «глаголом вещим».

Немало служителей проявляют безответственность к своей речи, употребляя слова произвольно, как им вздумается, проявляя полное безразличие к литературной норме, правильной постановке ударения. Вспоминается изречение древнего мудреца: «От одного слова может померкнуть солнце». Не удивительно — и вы с этим согласитесь, что если бы подобное могло случиться, то нам пришлось бы десятилетиями томиться в кромешной тьме.

Прислушайтесь к звучанию некоторых слов и выражений: квартал, предмет, современник, гробница, кущи, опресноки, досуг, алавастровый сосуд, пожертвования, благовествования, пастора и т. д.

Согласно литературной норме русского языка вышеназванные слова необходимо произносить следующим образом: квартал, предмет, современник, гробница, кущи, опресноки, пожертвования, благовествования, пасторы. Как можно безучастно слушать служителя, читающего одно из самых возвышенных мест Евангелия (Мф. 26:6—8), и не испытывать боль и стыд, когда до неузнаваемости искажаются замечательные строки (ошибка в постановке ударения): «Приступила к Нему женщина с алавастровым сосудом мира…»

Удивляешься тому, какой глухотой к слову надо обладать, чтобы так исказить благозвучие этого словосочетания (правильное произношение — алавастровый сосуд).

Недавно в беседе со слушателями Заокской академии кто-то высказал очень верное суждение: «Когда служитель допускает кричащую небрежность в своей речи, нисколько не сомневаясь в ее правильности, у меня возникает мысль, которую с трудом преодолеваю: а ведь он, поступаясь взыскательностью в малом, может запросто исказить и само Слово Божье, истину».

Хорошее чувство слова, правильное произношение не есть нечто второстепенное и маловажное. Это не каприз языкознания. Трудно представить себе взаимоотношения между людьми, если каждый будет говорить на свой лад, отвергая нормы литературного языка. Поскольку многие служители нашей Церкви говорят на русском языке, то они обязаны стремиться к соблюдению таких норм, ибо это часть языковой и непременно общей культуры человека. Пренебрегая этими знаниями, мы унижаем достоинство нашей личности и авторитет Церкви. Следующие примеры со всей очевидностью свидетельствуют об этом.

«Кровь Христа — это универсальный клей, который склеивает человека с Богом».

Какое неуместное сравнение! Говорить о таких священных понятиях, как Кровь Христа, пролитая за грешный мир, о взаимоотношениях человека с Богом — и опускаться до такой непростительной упрощенности, бытовизма. Здесь допущена не только стилистическая ошибка, но и в определенном смысле богословская неточность.

«Бог несет круглосуточную вахту в небесном святилище».

Эта фраза не нуждается в особом комментарии. Она звучит в полном смысле слова пародийно и, следовательно, кощунственно. Подобные выражения, начиненные большим сарказмом и иронией, как правило, можно встретить на страницах вульгарной атеистической литературы (вспомним хотя бы пасквиль П. Гольбаха «Галерея святых», где автор-скептик, жонглируя словом, пародирует различные библейские тексты и понятия).

К сожалению, пастор, употребивший эту фразу, радовался ей, как редкостной находке. Да, это выражение — «находка», но в отрицательном смысле; его образное содержание настолько примитивно, что обезличивает саму идею.

От таких слов и выражений может, образно говоря, ослепнуть и оглохнуть тот, кто до боли чуток к живому, крылатому русскому языку. Наконец, подобные перлы вызовут у слушателя чувство внутренней напряженности и смущения, потому что открытый натурализм вообще чужд эстетике библейского слова, которое всегда целомудренно и возвышенно.

Отсутствие филологической культуры (начитанности, умения пользоваться многообразием выразительный средств языка) формирует стереотип самоуспокоенности, создает иллюзию достаточности предела в совершенствовании, тогда как надо больше работать над собой.

Е. Уайт неоднократно с тревогой говорила, что «у нас могут быть знания, но наша работа потерпит поражение, если у нас нет навыков и умения правильно использовать голос. Более того, если мы не в силах облечь наши идеи в соответствующие формы, какова же ценность нашего образования? Знания сами по себе малоценны для нас, если мы не будем взращивать талант речи. Какая чудесная сила сокрыта в способности сочетать мудрость, глубину мысли и умение выразиться так, чтобы привлечь внимание слушающих!» (Советы родителям и учителям», с. 217).

Вы слышите — «наша работа потерпит поражение»!

Настало время осознать со всей серьезностью, что безразличие к родной речи отзовется необратимым негативным процессом в духовной жизни, евангельской деятельности, языковой культуре нашего народа. Как часто (многие из нас тому свидетели) служитель, обремененный круговертью нескончаемых дел, забывает, что ему заблаговременно необходимо подготовить проповедь. Однако, это не всегда удручает его, он с непоколебимой уверенностью становится за кафедру, утешаясь мыслью, что Дух Святой умудрит, восполнит упущенное.

Конечно, Дух Святой всегда готов проявить Себя в человеке, но как может Господь умудрить того, кто пренебрегает своим долгом ежедневно размышлять над проповедью, творчески подыскивая и взвешивая те словесные и стилистические формы, которые, наиболее полно могли бы вместить в себя глубину божественных откровений? Как может Господь благословить и наставить того, кто самоуверенно заявляет, что он что-нибудь да скажет своей всепрощающей пастве? В результате — многословное витийство на неопределенную тему, но не яркая проповедь, покоряющая слушателей духовностью, свежестью мысли, насущность. А самое главное, любящие Бога братья наши, жаждущие исполняться благодати Христовой, покидают церковь. удрученные ношей своих грехов и недугов, ибо служение не наполнило их святостью обновления. Они часто уходят опустошенные, встревоженные сознанием своей никчемности. Давимые волей карающего самобичевания, так и не получив освобождения от внутреннего разлада.

Как велика ответственность пастора перед церковью! Служением своим он может вести людей к праведности и спасению или к формализму и равнодушию.

«Услышали ли меня люди? Соединил ли я их со Христом? Так ли говорил?» — ответы на эти вопросы служителю необходимо искать прежде всего в самом себе. В своей духовности, в личном знании Бога, в желании совершенствовать дар речи.

Горько сознавать. Что некоторые наши служители считают это дело маловажным и несущественным. Многие создали свой собственный словарик-пустоцвет, содержащий массу совершенно бесцветных выражений, нелитературных слов, расхожих штампов. Они настолько срослись с ними, что этот худосочный словарик с его омертвелым мирком фраз породил неизлечимый недуг: он притупил чуткость к живому слову, выработал иммунитет к живой, многоликой речи. Но это не смущает довольного собой служителя, не вызывает у него мук совести, — скорее, он находит даже некое очарование, живя в своем тихом омуте-словнике, отказываясь черпать свежесть и силу в родниках выдающихся мастеров художественного слова.

«Язык наш богат, — пишет известный прозаик Вячеслав Иванов, — уже давно хотят его обеднить, свести к насущному, полезному, механически-целесообразному; уже давно его забывают и растеривают. Язык наш свободен: его оскопляют и укрощают; чужеземною муштрой ломают его природную осанку, уродуют поступь. Величав и ширококрыл язык наш: как старательно подстригают ему крылья, как шарахаются в сторону от каждого вольного взмаха его памятливых крыл!»

Какое точное определение!

Е. Уайт в статье «Правильное использование дара речи» говорит, что «служитель, трудящийся на ниве Божьей… должен стремиться к правильности речи» и «избегать неуместных жестов и грубых слов». Далее она замечает: «Многие служители с небрежностью относятся к тому, как они говорят, в то время как только при неизменном усердии, взыскательности к слову они могли бы стать подлинными глашатаями истины» (Советы родителям и учителям, с. 238).

Нельзя не признать справедливость и своевременность этих слов Е. Уайт, творческая жизнь которой нередко оборачивалась, по ее признанию, тяжкой мукой в стремлении достичь идеала точного, ясного, конкретного слова. Несомненно, личный богатый опыт писательницы, пророка-духовидца свидетельствует о том, что созидательность наших проповедей во многом зависит и от, казалось бы, формального акта — поведения служителя за кафедрой. Хотя по существу это отнюдь не праздный вопрос: всегда ли служитель избегает неуместных жестов и грубых вульгарных слов, истеричных интонаций, чувствительных восклицаний и т. д.?

Не так давно в храме Заокской духовной академии я слушал проповедь одного из ярких служителей нашей Церкви. Богослужение началось… но не прошло и десяти минут, как мое настроение постепенно сменилось тревогой и напряженностью. Говорящий неожиданно смутил набором фраз, которые можно было услышать, но только не в церкви: «…я балдею… фигня…» нельзя было не заметить, что каждое слово выступающий смаковал с поразительной непосредственностью. Конечно, произношение их было обусловлено логикой проповедующего: он воспроизводил лексику современной молодежи…

Но вряд ли это оправдано. Проповедь — это духовный жанр, которому характерен соответствующий стиль и средства выражения. А храм — особое место богопредстояния.

«Пока людям, — читаем у вестницы Господа, — не будут внушены правильные понятия об истинном богослужении и истинном поклонении Богу, будет наблюдаться растущая тенденция низводить то, что СВЯТО и ВЕЧНО, до уровня обыденности, а такое представление истины оскорбительно для Бога и позорно для христианства».

«Как же так, — может возразить читатель, — разве благодаря только правильности речи проповедь становится духовной? Ведь мне доводилось слышать проповедь на грамотном литературном языке, но она оставила меня равнодушным. Не является ли правильная, литературная речь красивостью и только?»

В этой связи возникает вопрос: красноречие — от Бога или от дьявола?

В логике вышеназванного рассуждения читателя выходит, что красноречие — не Божий дар. Однако мы забываем, что Библия «принадлежит к высочайшим взлетам словесного искусства» (Я. Парандовский) и оказала огромнейшее влияние на развитие литературы всего мира. Выходит, что мы бросаем вызов таким мастерам слова, как Моисей, Иов, Исаия, Давид, Соломон, чье красноречие отразилось в произведениях, признанных библейским литературоведением, шедеврами древнееврейской литературы.

Конечно, было бы просто неразумно и нелепо считать, что духовность проповеди обусловливается литературностью речи, и наоборот: бездуховность — следствие нелитературности.

Уже само слово «духовность» о многом говорит вдумчивому читателю. Определяющим в нем является корень «дух», т. е., если Дух Божий не будет ощущаться в служении проповедующего, то это прежде всего говорит о том, что человек не всецело доверился Богу и не стал Его свидетелем, вещающим об истине. Но вместе с тем проповедь находит свое выражение именно в слове — начале всех начал, поэтому характер речи должен непременно соответствовать общелитературным нормам, выработанным на протяжении веков.

Итак, духовность плюс культура речи — вот что важно. Пастор может оказаться во власти самолюбования и позерства. Этому подвержены все — как наделенные даром красноречия, так и лишенные его. Смертный человек в порыве самообожания и тщеславия препятствует присутствию Духа Святого, и тогда мы слышим фальшь, которую невозможно скрыть в ярком букете многоречивых словесных красивостей. Языковая неряшливость, косноязычие, словарная нищета — барьер Духу Божьему. Слово проповедующего в определенном смысле есть посредник между Богом и человеком. В нем раскрывается красота истины, через него Господь говорит к сознанию современного человека. И когда нарушаются нормы литературного языка — это ведет не только к искажению смысла истины, но и к дисгармонии слушателей. В тусклости наших речений умирает для них надежда и вера, так и не раскрывшиеся в полноте.

Хочется верить, что эта статья не будет воспринята служителями, как беспочвенное осуждение. Это не бесплодный критицизм ради высокомерного удовольствия судить. Это накопившаяся боль за авторитет Церкви АСД в нашем обществе.