Предисловие

Не знаю, есть ли нужда останавливаться подробно на повествовании о пользе данного послания, потому как боюсь, что красноречие мое, без сомнения, сильно уступающее его величию, только затемнит его смысл. Также и потому, что послание это с первого же взгляда говорит само за себя и самим своим видом может истолковать себя лучше любых слов. Итак, достаточно будет перейти сейчас к изложению общей идеи сего послания, откуда без всяких споров будет явствовать: помимо множества других великих достоинств ему принадлежит воистину бесценное качество; и тому, кто стремится к уразумению истинного его смысла, будет открыт доступ к секретнейшим сокровищам Священного Писания.

Все это послание является методическим, так что и само начало его составлено по правилам искусства. Искусство же состоит как в том, что будет отмечено в своем месте, так и в том, что отсюда легко выводится основная мысль. Ибо, начав с одобрения своего апостольства, Павел переходит к похвале Евангелию, которая, поелику с необходимостью влечет за собой рассуждение о вере, переходит к нему по самому контексту слов. Таким образом мы подходим к основному вопросу всего послания – нашему оправданию верою, – рассмотрением которого апостол занят до конца пятой главы. Итак, пусть для нас будет ясным основной тезис этих глав: есть только один вид человеческой праведности – милосердие Божие во Христе Иисусе, предложенное Евангелием и воспринимаемое верою. Однако, поелику люди почивают в своих пороках и льстят самим себе, обманывая себя ложным самомнением и считая, что не нуждаются в праведности по вере, если только совершенно не лишаются всякого самоупования, то их, опьяненных сладостью вожделений и потонувших в плотской безопасности, нелегко подвигнуть к поиску праведности, если предварительно не устрашить божественным судом. Апостол делает и то, и другое: сперва обличает их в неправедности, а затем стряхивает с них, уже обличенных, страх.

Вначале он осуждает неблагодарность всего человеческого рода, явленную с самого сотворения мира: ведь в толиких выдающихся творениях люди не признали их Творца. Более того, пытаясь Его признать, они почтили Его величие не с подобающим Ему достоинством, но по своей суетности это достоинство осквернили и попрали. Таким образом все они становятся виновными в нечестии, превосходящем любое другое преступление. И дабы еще очевиднее показать, что все отступили от Господа, апостол перечисляет гнусные и ужасные проступки, коим люди предаются повсеместно; что ясно доказывает: все оставили Бога. Ведь проступки эти суть знаки божественного гнева, присутствующего только в нечестивых. Поелику же иудеи и некоторые из язычников прикрывали внутреннюю злобу личиной внешнего благочестия, то они казались не виновными в подобных преступлениях и изъятыми из общего осуждения. Так что апостол направляет свое перо против их вымышленной праведности. И поскольку маску, которую они носили пред людьми, с этих святош сорвать было нельзя, он призывает их к судилищу Божию, от Которого не сокрыты даже внутренние похоти.

Затем, проведя различие, апостол по отдельности призывает на суд Божий иудеев и язычников. Он отвергает извинение язычников, основанное на их неведении, говоря, что совесть была у них вместо закона и вполне достаточно обличала их. Долее же всего опровергает он извинение иудеев, основанное на писаном законе. Он показывает, что иудеи не могут откреститься от неправедности, будучи преступниками закона, ведь Сам Бог устами Своими объявляет им приговор. Одновременно апостол отвергает возражение, которое они встречным образом могли выдвинуть: завету Божию, бывшему для них знаком божественного удовлетворения, был бы нанесен ущерб, если бы судьба их не отличалась от судьбы прочих народов. Апостол сначала учит, что в отношении завета иудеи ничем не превосходят остальных, поелику вероломно отступили от него. Затем, дабы не повредить надежности божественных обетований, апостол уступает им некоторое проистекающее из завета преимущество. Однако состоит это преимущество в милосердии Божием, а не в их собственной заслуге. Поэтому, что касается собственных заслуг, иудеи равны язычникам. Далее апостол авторитетом Писания подтверждает, что и иудеи, и язычники, все являются грешниками. Здесь он также говорит кое-что об употреблении закона.

С очевидностью лишив человеческий род упования на собственные добродетели и похвальбы собственной праведностью, а также устрашив его суровостью божественного суда, апостол возвращается к тому, что задумал с самого начала: к положению о нашем оправдании верою. Он говорит о том, какова эта вера и каким образом через нее приходит к нам праведность Христова. Здесь же, в конце третьей главы, он добавляет восклицание для усмирения неистовства человеческой гордыни, дабы не смела она превозноситься над благодатью Божией. И дабы иудеи не заключили толикую благодать Божию в пределах лишь своего народа, апостол отстаивает эту благодать также и для язычников.

В четвертой главе апостол доказывает превосходное, исключающее какую-либо двусмысленность, положение: пример и общее правило для всех верных надобно усматривать в Аврааме, который является для них всех общим отцом. Итак, доказав, что он оправдался верою, апостол и нас учит придерживаться сего пути. И добавляет здесь то, что следует из сравнения противоположностей: там, где отводится место оправданию по вере, устраняется праведность по делам. Что подтверждает и Давид, который полагает блаженство человека в милосердии Божием, и отрицает, что дела могут сделать человека блаженным. Затем он подробнее останавливается на том, что ранее затронул лишь вкратце: у иудеев нет причин превозноситься над язычниками, для которых также предназначено сие общее для всех блаженство. Ведь Писание говорит, что праведность пришла к Аврааму, когда он не был еще обрезан. В этом месте апостол приводит нечто об употреблении обрезания. Затем он добавляет, что обетование спасения опирается лишь на благость Божию, поелику, если бы оно основывалось на законе, то не могло бы успокоить совесть в тех, в ком надо было ее успокоить, и никогда бы не достигло своей цели. Посему, чтобы обетование было твердым и надежным, нам, принимая его, надо было смотреть не на себя, а на истину Божию, и поступать, подражая Аврааму, который, отвратившись от себя, взирал лишь на Господню силу. В конце главы, дабы лучше приложить сей пример к основной теме, апостол сравнивает то, что является общим для того и другого случая.

Пятая глава, после обсуждения плода и следствия праведности по вере, целиком посвящена развитию сей мысли ради лучшей ее иллюстрации. Апостол, доказательством от большего к меньшему, показывает, сколь сильно мы, уже будучи искупленными и примиренными с Богом, должны полагаться на Его любовь, любовь столь обильную по отношению к грешникам и погибшим, что дала нам даже Единородного и Возлюбленного Сына. Затем он сравнивает грех с незаслуженной праведностью, Христа с Адамом, смерть с жизнью, закон с благодатью; откуда явствует, что бесконечная благость Божия погребла все наше зло, каким бы великим оно ни было.

В шестой главе апостол переходит к освящению, которое получаем мы во Христе. Ведь плоти, как только вкусила она немного благодати сей, свойственно спокойно предаваться порокам и похотям, как будто благодать уже мертва. Павел же, напротив, настаивает, что мы не можем принять праведность Христову, если одновременно не примем и святость. И доказывает это примером крещения, через которое мы становимся причастниками Христу. В нем мы погребаемся со Христом, чтобы, умерши для самих себя, воскреснуть через Его жизнь для новой и лучшей жизни. Итак, отсюда следует, что без возрождения никто не может облечься в праведность Христову. Отсюда апостол выводит побуждение к чистоте жизни и святости, которая с необходимостью должна являться в тех, кто переведен из царства греха в царство праведности, кто отвергнул потакание плоти и не ищет во Христе вседозволенности ко греху. Апостол также вкратце упоминает об отмене закона, в чем проявляется новый завет, завет, где людям по отпущению их грехов обещается Святой Дух.

В седьмой главе апостол приступает к рассуждению об употреблении закона, на который ранее указывал как бы походя, говоря при этом о чем-то другом. Он приводит и причину, по которой мы избавлены от закона. Состоит она в том, что закон сам по себе способен лишь к осуждению. И чтобы люди не обращали сие в поношение закону, апостол стойко защищает его от всякой клеветы. Он учит: именно мы виновны в том, что данное нам для жизни обратилось нам же в смерть. Одновременно апостол излагает, каким образом законом увеличивается грех. Отсюда он переходит к описанию борьбы плоти и духа, которую ощущают в себе дети Божии, покуда живут в темнице смертного тела. Ибо они несут в себе остатки похоти, кои постоянно в той или иной мере уводят их от повиновения закону.

Восьмая глава полна утешений, чтобы совесть верных не пришла в отчаяние, услышав о непослушании или, скорее, о неполном послушании, о котором апостол говорил прежде. Однако, дабы и нечестивые не льстили самим себе, апостол вначале свидетельствует, что благодеяние сие относится лишь к возрожденным, в которых живет и действует Дух Божий. Итак, он утверждает следующее: все, кто привит к Господу Христу через Его Дух, находятся вне опасности осуждения, как бы ни отягощались они своими грехами. Но все, кто пребывает во власти плоти, лишены Духа освящения и никак не причастны сему благу. Потом апостол объясняет, сколь велика уверенность нашего упования, ведь Дух Божий свидетельством своим устраняет всякое сомнение и всякую боязливость. К сему он предусмотрительно добавляет, что настоящие скорби, которым подвержена жизнь смертных, не могут повредить уверенности в вечной жизни. Более того, подобными упражнениями продвигается наше спасение; и если все настоящие скорби сравнить с его превосходством, они будут почитаться за ничто. Это апостол подтверждает примером Христа, Который, будучи Первородным и держа первенство в семье Божией, одновременно является прообразом, с которым всем нам надлежит сообразовываться. Посему, уверенный во всем этом, апостол в конце приводит похвальбу, которой уничижает силу и уловки сатаны.

Поелику же многие смущались от того, что видели [а видели они, что иудеи, будучи первыми хранителями и наследникам завета, отступают от Христа], то думали они, что либо завет отобран у презревшего Его потомства Авраама, либо Христос не является тем обещанным Искупителем, коль скоро не помог израильскому племени. На этот вопрос апостол начинает отвечать с начала девятой главы. Итак, сказав прежде о своей любви к сородичам, дабы не показалось, что говорит он что-либо из ненависти, и одновременно упомянув о том, какими они выделялись достоинствами, он постепенно переходит к устранению препятствия, которое порождалось их ослеплением. При этом апостол говорит о двойственном потомстве Авраама, дабы показать, что не все из тех, кто произошел от него по плоти, числятся в составе семени причастников благодати завета. И напротив, он говорит, что внешние, ежели привьются через веру, могут занять место сынов. Пример сего предлагает он в лице Иакова и Исава. Здесь апостол отсылает нас к избранию Божию, от которого с необходимостью должно зависеть все дело. Далее, поелику избрание сие опирается лишь на милосердие Божие, напрасным будет искать его причину в достоинстве людей. Избранию же противостоит отвержение, справедливость которого неоспорима; но не существует причины выше божественной воли. В конце главы апостол показывает, что и призвание язычников, и отвержение иудеев было предсказано древними пророками.

В главе десятой, опять начав со свидетельства своей любви к иудеям, апостол говорит, что причиной их погибели послужило пустое упование на собственные дела. И дабы иудеи не сослались на закон, апостол, упреждая их, говорит, что закон приводит нас к праведности только через веру. Затем он добавляет, что праведность сия по Божией благости безразлично предлагается всем народам, однако принимается она лишь теми, кого Господь просветит особой благодатью. То же, что из язычников ее получило больше людей, чем из иудеев, он основывает на пророчествах Моисея и Исаии, из которых первый открыто говорил о призвании язычников, а второй – об ожесточении иудеев.

Однако еще оставался вопрос: разве завет Господень не проводил различия между семенем Авраама и другими народами? И желая его разрешить, апостол вначале увещевает не ограничивать дело Божие одной лишь внешней видимостью, поелику избранные часто недоступны нашему плотскому взору. Подобно этому ошибся некогда Илия, подумав, что религия среди израильтян погибла, хотя сохранялось еще среди них семь тысяч верных. Затем, мы не должны смущаться множеством неверующих, видя, как они презирают Евангелие. Наконец, апостол утверждает, что даже в плотском семени Авраама пребывает завет Господень, но лишь среди тех, кого Господь предопределил по свободному избранию. В конце апостол обращает свою речь к язычникам, чтобы они, возгордившись своим усыновлением, не стали презирать иудеев как уже отверженных, поелику они не превосходят их ни в чем, кроме благоволения Божия, которое должно внушить им еще большее смирение. Более того, это благоволение не отошло и от семени Авраама, поелику вера язычников должна была как бы вызвать ревность в иудеях и помочь Господу собрать таким образом весь Свой Израиль.

Три следующие главы являются увещевательными, но весьма разными. Двенадцатая глава совершенствует христианскую жизнь общими заповедями. Тринадцатая по большей части касается утверждения прав гражданских властей. Откуда мы делаем несомненный вывод, что и тогда были некоторые беспокойные души, полагавшие, что христианская свобода не сможет существовать без ниспровержения гражданского порядка. Однако, дабы не показалось, что Павел обязывает Церковь к чему-то, кроме обязанностей любви, он говорит, что в понятии любви содержится и сей вид послушания. Затем апостол переходит к заповедям обустройства жизни, о которых еще не говорил. В следующей главе он приступает к увещеванию, весьма необходимому для того времени. Ибо тогда еще жили те, кто по упорному суеверию соблюдал Моисеевы обряды и не мог вынести пренебрежения ими без тяжкого для себя оскорбления. Те же, кто был наставлен в их отмене, ради искоренения суеверий всеми силами выказывали презрение к этим обрядам. Причем и те, и другие сильно грешили. Ибо суеверные осуждали других как презрителей божественного закона, а эти, наоборот, неуместно высмеивали их простоту. Итак, апостол подобающим образом усмиряет и тех, и других, одних удерживая от гордыни и оскорблений, а других – от чрезмерной ворчливости. Одновременно он предписывает наилучшее правило христианской свободы, дабы удерживалась она в границах любви и взаимного назидания. Он также заступается за немощных, запрещая навязывать им что-либо против совести.

Пятнадцатая глава начинается с повторения общего положения, будучи завершением всего апостольского рассуждения. Павел говорит, что сильные должны прилагать свою силу к укреплению немощных. Поелику же из-за Моисеевых обрядов происходило постоянное разногласие между иудеями и язычниками, апостол устраняет между ними всякую ревность, убрав самый повод для гордыни. Ибо он учит, что и к тем, и к другим спасение приходит лишь по милосердию Божию, основываясь на котором, они должны оставить всякое превозношение и, соединившись в надежде единого наследия, заключить друг друга в объятия.

Наконец, желая сказать несколько слов о достоинстве своего апостольства, что значительно повысило бы авторитет его слов, Павел пользуется предлогом и извиняется перед римлянами за ту дерзость, с которой принял на себя звание их учителя. Кроме того, он дает надежду на скорый свой приход, который уже несколько раз напрасно пытался предпринять, о чем упоминает и в начале послания. Апостол объясняет причину своей вынужденной задержки: от церквей Македонии и Ахаии было ему поручено перевезти в Иерусалим пожертвования, собранные для вспомоществования тамошним святым. Последняя глава почти полностью состоит из приветствий, завершаясь несколькими достойными внимания повелениями, перемежающимися пылкой молитвой.