Проповедник и его посещения

«Мир дому сему« (Мф. 10:12).

В наших предыдущих лекциях мы говорили о призвании проповедника, о темах его проповеди, о его подготовке и о самой проповеди в собрании, о тех условиях, которые бы способствовали всем, кто его окружает? быть поборниками истины. Теперь же, мы поговорим о призвании проповедника, когда он спускается с кафедры и входит в частный дом. Да, атмосфера изменилась, но его миссия осталась прежней. Его цели и идеалы не сошли со своего пьедестала. Он — все так же несет Евангелие; он — посланник, несущий людям законы Божии. Его аудитория теперь мала, но дело — то же самое.

Я знаю, что большое собрание людей таит в себе свои сложности, которые по-своему очень своеобразны, и за кафедрой мы совершаем свою нелегкую работу, отчетливо осознавая, чего нам ждать. Собрание может прислушаться к нашим утешительным словам, поддержке, но может случится и так, что на вершине нашего духовного триумфа, мы останемся в одиночестве. Мы можем видеть эффект нашей работы, когда чувствуем, что она — легка и почетна, в то же самое время, мы можем забыться в смертельной схватке с отдельными людьми и целыми коалициями (в общине), когда трудности и непонимание окружают нас со всех сторон. Мой опыт проповедника гласит, что проблемы пастора возрастают прямо пропорционально уменьшению его аудитории. Свидетельствовать о нашем Господе обычной семье намного тяжелее, чем целой общине, а говорить о Боге одному единственному человеку еще сложнее. Насытить душу человека Словом Божиим, просветить его светом Христова разума, вовремя дать ему совет или поддержать, обличить его или утешить — это все лишь немногое, что нам предстоит, когда мы будем общаться с личностью. Из десяти человек, которые стоят в толпе, только один способен стоять самостоятельно. Как это можно объяснить?

Хорошо, начнем сначала. Страх одного человека — гораздо тоньше, чем страх многих людей, когда они вместе. Страх человека — очень коварен, и слишком часто он присутствует в человеке не в силу его характера, а как следствие каких-то обстоятельств. Мы, например, боимся кабинета чиновника больше, чем самого чиновника. Боимся талантов человека больше, чем их применения. Боимся богатства больше, чем индивидуальности. Мы робеем скорее от великолепия дома, чем от великолепия (духовного в том числе) того, кто в нем живет. И проповедник также не свободен от этих страхов. Они не миновали его, но он может силой благодати, произрастающей в нем, встретить их и преодолеть. Это был тот тип храбрости, который вдохновил ап. Павла, когда он «… боролся со зверями в Ефесе» (1Кор. 15:32). Это была та храбрость, с которой он противостоял апостолу Петру, который был «столпом Церкви» и порицал его проступки.

Я признаюсь в том, что эта важная часть нашего служения, — проповедь ч е л о в е к у — была для меня самым большим бременем в период моего раннего служения. Конечно, совершенно естественно то, что в период нашей молодости, как служителей, этот долг — самый тяжелый. Здесь имеет место и недостаток опыта, и робость, и уважение, которое мы испытываем перед зрелыми людьми. Все это внушает в нас своеобразный страх и лишает нас желания говорить с людьми о их личных отношениях с Богом. Проповедовать легче, чем беседовать. И все же, это обязательство возложено на нас с самого начала нашего служения, и мы не можем пренебрегать им, не подвергая опасности духовное здравие нашей собственной души. Но как же это тяжело! Я отчетливо помню, как я первый раз сражался с искушением вскоре после того, как стал служителем. Из достоверного источника я у слышал, что один из моих людей «начал пить горькую». Он был человеком с положением в общине и обладал значительными доходами. Я уже произносил проповеди о воздержании и умеренности, но они были адресованы всему собранию. Теперь Господь посылал меня нести весть человеку, тактично ему возражать и наставить его на истинный путь! Как же я извивался под гнетом этого долга! Как я этого боялся! Как раскалывалась моя голова, набухая от мыслей: как обойти этот вопрос, но добиться цели! И даже тогда, когда я, терзаемый сомнениями, подошел к дверям его дома, я остановился и мои сомнения лишь возросли. Но храбрость победила сомнения и страх. Я стал перед ним, и сказал то, что должен было сказать. Благодатью Божией он услышал мой голос и был спасен от ужасного падения. Дорогие братья, казалось бы, как я мог проповедовать, никогда не встречая дьявола. Но как только я начал говорить с отдельными людьми, улицы сразу стали полны дьявольскими кознями, и я должен был стать таким, как тот вооруженный человек, как это описывается в «Путешествии Пиллигрима», который, «после того, как получил и нанес много ран тем, кто пытались не пустить его, прошел сквозь них, и потребовал защиты во дворце». Я опять повторю, что страх человека готовит ловушку для него самого.

Существует еще одна причина, почему мы опасаемся приватных бесед. В нас всегда имеет место некая светскость, которая зачастую является частью нашего характера, и которая стесняет нас говорить о религии частным порядком. Это нам кажется неуместным. Мы «говорим» о политике, бизнесе или спорте, но тема религии кажется нам той областью, где мы непременно обидим человека, если заговорим с ним об этом. Люди могут обонять запах мирра, когда источник его далеко, и отворачиваться, когда он приближается. И светская жилка нашей души принимает позицию этого отвращения. Мы пойманы в ловушку недопустимого, грешного молчания, и наша торжественная миссия остается невыполненной. Таким образом, дух этого мира устраивает в наших душах себе «обитель» и определяет границы нашей миссии и наши возможности. Бог устанавливает законы, а мы, получается, определяем их границы.

Я назову вам третью причину, почему посещения людей вызывают в молодых служителях нежелание и робость. Мы застенчивы еще и от того, что думаем о моральном и духовном превосходстве посещаемых нами людей. Когда мы проповедуем за кафедрой, провозглашая заповеди Божии, мы — говорим не от своего имени, и смело боремся за духовное здоровье нашей общины, которая внемлет словам, произносимым с кафедры. Мы можем проповедовать толпе на улице, и в то же самое время чувствовать себя наравне с этими людьми. Но когда мы идем к одному какому-то человеку, говорить с ним о высшем, мы уже не просто голос, мы — воплощение. Мы не можем спрятаться от себя самих, потому что мы идем не только со свидетельством, но и с предложением помощи, советом. И порой мы боимся, как бы не возгордиться, как бы не заразиться фарисейской гордостью и не стать «профессионалами». Это — чрезвычайно тонкое искушение. Оно держится за тонкие нити вашей души и обходит стороной истинное смирение. Если его не преодолеть, то оно рано или поздно станет причиной многих ваших неудач. Одно дело быть скромным, думая о своих духовных возможностях. Другое дело — спекулировать своими действиями так, как если бы мы не имели никаких свидетельств небесного покровительства и не черпали бы свои силы в Источнике небесной благодати. Существует ложная скромность, упраздняющая в нас веру. Есть истинное смирение, побуждающее нас хвалиться в Господе. Одно смиряет нас, когда мы говорим о себе, другое «смиряет» нас, когда мы говорим о Боге.

Могут найтись и другие объяснения, помимо тех, которые я назвал, почему многие из нас стесняются личного благовествования. Но независимо от того, сколько причин этому вы можете найти, факт остается фактом: мы боимся личности больше, чем собрания людей. Почти все служители могут ловить рыбу неводом, но мало кто из них может это делать удочкой. Это — часть нашей миссии, — поговорив с одним, идти к девяносто девяти. Поэтому мы призваны Учителем победить наше нежелание и робость и с верой нести наше служение от кафедры к дому, от собрания — к человеку.

Я признаю тот факт, что в личном благовествовании имеет место огромная трата драгоценного времени. Я не понимаю деятельности служителя, работа которого заключается в том, во сколько дверей он постучал сегодня после обеда, и сколько людей на эти звонки вышло, и скольких он еще собирается посетить, чтобы записать эти данные в свой отчет. Я не придаю большого значения затаившемуся дыханию, стуку в двери, и участливому вопросу «Ну, как ваши дела?», после чего последует тяжелая поездка на другой конец города, где произойдет то же самое. Еще меньше я придаю значения острой, беглой беседе, скользящей по поверхности современной жизни, которая никогда не касается тех невидимых высот и необъятных глубин, которые имеют такое важное значение для человеческой души. Этот вид служения — работа диаконис, это — трагическая трата времени для сильного человека. У нас есть цель. Она четко обозначена, и мы ее отчетливо видим для того, чтобы не тратить своего времени в пустую. Всегда и везде, на кафедре или вне стен молитвенного дома, среди множества людей или тет-а-тет, настоящий служитель всегда будет спрашивать себя: «В чем моя задача?». Он будет непрестанно обновлять свое видение и стремления, взирая на слова апостола «Чтобы представить всякого человека, совершенным во Христе Иисус» (1Кол.1:28).

Нет особой надобности в том, чтобы служитель быть педантичен только потому, что он непрерывно лелеет свой славный конец. Нет, набожность педанта совершенно невозможна там, где человек стремится жить в славе своего высоко призвания «во Христе Иисусе». Высокой цели могут служить и незначительные дела. Служитель может с успехом взять на вооружение остроумие и юмор, и вместе с тем, не потерять из виду свою великую цель. Как это верно, по отношению ко Сперджену! Он мог рассмешить даже рыбу в море! Сердечность и искренность, были верным союзником его благочестия, и его улыбка никогда не уходила далеко от его слез. Он следовал великой цели, одаренный большой властью и силой. Они (его качества) шли вместе с ним, когда он разговаривал с отдельным человеком, и когда он стоял перед собранием. Тоже самое можно сказать и о Муди. Он был дитя света, человеком, посвященным служению божественному, тем более человеком, потому что он все более и более искал славы Богу. Он подвигал и побеждал людей своей естественностью. Он мог забросить свою удочку остроумия и юмора, но во внутреннейшем его человеке всегда было святое место, где никогда не поселялось что-то заурядное или грязное. Итак я говорю, что служитель не должен быть меланхоличен, потому что его жизнь посвящена высокой цели. С другой стороны, если его жизнь потеряет свое высокое назначение — это конец! Человек, в безмыслии и изнеженности, в праздном времяпровождении, в пустых сплетнях и незначительных уступках духовному, этот человек может быть удовлетворен своей бесплодной партией.

Когда мы, покидая нашу кафедру, сходим к человеку, что мы можем делать для него? Прежде всего мы можем помочь этому человеку, внимательно его выслушав. Вы убедитесь в том, что порой все, что требуется человеку — это сочувствующий слушатель. Часто случается так, что людям не нужны ваши слова, им нужна ваша внимательность. «Когда я молчал, обветшали кости мои…» (Пс. 31:3). Нерешенные трудности влекут за собой преждевременную старость. Проблема, которую можно обсудить, уже не так страшна. Скопление людей упрощает печаль отдельного человека. Удивительный свет порой проливается на нас, когда можно поделиться с кем-то своими переживаниями. Когда мы начинаем объяснять, в чем состоит наша трудность, мы часто находим какое-то решение. Проблема может быть решена только тогда, когда ее стараются объяснить. Вы убедитесь в том, что этот принцип работает и за кафедрой. В то время, как вы пытаетесь донести истину другим, вы сами увидите ее в новом для себя свете. Многое можно объяснить, если разложить предмет на составные части. Он станет ясен и прозрачен. Наша аудитория обогащает в первую очередь нас самих. Сегодня великое множество людей испытывают острый недостаток. В личной беседе мы предоставляем в своем лице слушателя, и наша работа с человеком часто этим и ограничивается, ибо этим мы открываем дверь, через которую душа может совершить тот первый шаг к познанию света и свободы, который столь необходим ей.

Подумайте, как часто исчезают опасения, когда мы облекаем их в слова! Их сила — в их неопределенности. Они страшны, потому что неясны. Мы облекаем их в ясные слова, и они уходят! Таким образом, ясно выраженное опасение — разрушенное опасение. Как часто я видел этому подтверждение в моем служении! Я сидел и слушал мужчин и женщин, как они изливали мне историю своих неудач и трагедий. Я ничего не говорил. Но своим молчанием, может быть, мы иногда делаем больше, чем предполагаем. Кто знает, какая здесь действует сила, когда две души делятся друг с другом своей печалью? Во всяком случае, я больше слушал, чем говорил, и обычно, когда я уходил, люди говорили мне: «Я даже не могу вам передать словами, как вы мне помогли». И я видел, как сила благодати Божией облегчает бремя страданий.

Итак, служитель в своем лице предлагает человеку внимательного слушателя. Но он выслушивает не только проблемы, неприятности и переживания. Люди делятся с ним и весельем и радостью. Ибо радость, с которой не с кем поделиться никогда не будет полной. Выраженная же радость, подобна вырвавшейся из клетки птице, обретшей свежий воздух широких просторов. Она оживает и может в полный голос петь песнь победы. И здесь так же вы видите, что внимательный слушатель помогает радующемуся, давая ему возможность в полной мере насладиться своей радостью. Очень часто встречаются такие люди, которые переполнены духовными опытами. Они чувствуют себя намного богаче, если поделятся своими переживаниями, если расскажут о своих отношениях с Богом. Мы усиливаем веру человека, когда даем ему возможность излить свою душу, чем обогащаем его радость, когда слушаем его песнь о Боге.

Но существует еще одна сторона этого служения. Мы призваны Богом не только слушать людей, но и говорить. Что мы можем сказать человеку, когда мы встречаемся с ним лицом к лицу? Господь даст нам, что сказать, если мы прежде всего будем искать Его славы. Он даст нам мудрость, если мы будем стремиться к Его целям. Если я на моем пути буду следовать за «светом», Он убережет меня от падений. Служению личного благовествования дано удивительное обетование: «… не заботьтесь наперед, что вам говорить, и не обдумывайте; но что дано будет вам в тот час, то и говорите, ибо не вы будете говорить, но Дух Святой» (Мр.13:11). Наша проницательность должна основываться на тонком понимании человека, и наше хорошее, ровное отношение — на сочувствии, наши суждения должны быть освящены светом свыше, и слова должны быть как ключи, которые вскрывают замки и «железные двери» сердца распахнутся перед нами. Нам не следует беспокоиться о том, как подойти к человеку, если наши цели чисты и возвышены.

Что является нашей целью, когда мы разговариваем с людьми об обычных вещах? Конечно же мы должны поднимать рутину к божественному, нести святость на улицу, на рынок, в дом. Мы живем среди людей, для того, чтобы помочь им увидеть небесную руку в самых обычных и заурядных вещах, увидеть святой огонь в обычном кустарнике. В посвященных людях часто можно почувствовать силу неба, но многие теряют ее, когда выходят на улицу. Они стремятся к своему идеалу, они чувствуют Его святое присутствие, когда стоят на коленях, но свет меркнет, когда они прикасаются к своей ежедневной работе и перестают чувствовать руку Божию на извилистых дорогах бизнеса. Наш долг заключается в том, чтобы помочь им вернуть их утерянное наследие, сохранить в них стремление к возвышенному тогда, когда они зарабатывают себе на жизнь. Мы совершаем очень важную работу, когда поддерживаем в человеке стремление к божественному, несмотря на окружающую его прелесть мира. Порой мы будем делать это словом, а порой нам не нужны будут и слова. Ян Макларен как-то рассказывал, что когда Генри Драммонд заходил в комнату, было ощущение, что там менялась температура. Все выглядело и воспринималось совершенно по иному. Духовность человека может притупиться, потерять свое стремление привыкнуть к светскому образу жизни и не захотеть менять его. Здесь наше служение в том и состоит, чтобы силой своего духа освежить и поддержать его, восстановить их стремление к святости. Если мы видим, что жизнь человека протекает очень монотонно, что может помешать нам обратить его взор к дивным высотам Божиим? Наше служение обновления заключается не только в том, чтобы отвлечь человека от его повседневных трудов, но чтобы отвлечь его и от печалей, порой столь мрачных и враждебных. Это — красивое служение. Это — одна из высших добродетелей, совершаемых нашими руками. Мы должны идти туда, где низко висят облака, где пасмурно и дождливо. Там мы должны указать на величественную красоту неба. Мы должны найти «весну в пустыне». Мы должны найти цветы божественного милосердия и небесной благодати, пустивших свои корни на самых заезженных и грязных дорогах. Мы должны идти в дома, где царит горе. Наш долг — явить там любовь Божию. Мы должны найти «Церковь в пустыне». Вы будете дорожить этим драгоценным преимуществом, чем старше вы будете, тем больше вы будете его ценить. Вы будете спокойно ложиться спать, когда поможете страждущему, и укажете на Божественный свет человеку, чье, робкое, разбитое сердце будет пребывать в спокойной уверенности, что Бог близок.

Когда-то я был приглашен сапожником, чей дом находился в небольшом приморском городке на севере Англии. Он работал один в очень маленьком помещении. Я спросил его, не чувствует ли он себя подавленным, постоянно находясь в столь стесненных условиях. «О, нет», — ответил он, — «если у меня начинается что-то подобное, я открываю эту дверь!». И он открыл дверь, выходящую в другую комнату, где открывался удивительный вид на море! Маленькая комната выходила на огромные просторы. Они были рядом со скамьей сапожника. И действительно, дорогие братья, я думаю, что этот пример выражает мою концепцию нашего служения, поскольку мы сталкиваемся с мужчинами и женщинами в их ежедневных, стесненных обстоятельствах. Мы должны открыть перед ними эту дверь, и впустить в их жизнь Бесконечное! Мы должны все обращать во славу Божию. Для самой непритязательной и тяжелой работы, трудной задачи, серого разочарования, черного горя, — для всего этого мы должны открыть дверь, струящемуся «свету невечернему», дыханию вечной любви Божией. Может получиться и так, что открыв эту дверь, вы не успокоите человека, а испугаете. Часто встречаются люди, которые сознательно сидят взаперти. Чувствуя себя уютно в греховном самомнении, они живут, забыв о Боге. Но и тогда мы не должны уклоняться от нашего долга. Мы должны мягко, но решительно открыть дверь, даже в том случае, если свет ударит подобно молнии, и человек изо всех сил сопротивляется тому, чтобы вы ее открыли. Его негодование пройдет, взамен этого он выразит вам свою благодарность, и в обновленном видении Бога, человек опомнится, и вспомнит о том, что он так же может стать наследником Неба. Поэтому Господь сказал: «Сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слушать слово из уст Моих и будешь вразумлять их от Меня. Когда Я скажу беззаконнику: «смертию умрешь!», — а ты не будешь вразумлять его и говорить, чтобы остеречь беззаконника от беззаконного пути его, чтобы он жив был, то беззаконник тот умрет в беззаконии своем, и Я взыщу кровь его от рук твоих» (Иез. 2:17,18).

Не позволяйте никому думать, что личное благовествование — неблагодарный труд. Встречаясь с людьми, мы получаем огромную пользу. Во-первых, мы открываем для себя разнообразие человеческого опыта. Калейдоскоп обстоятельств принимает такие формы и очертания, каких мы сами никогда бы не смогли представить. Мы убедимся, что когда жизнь тасует обстоятельства, изменяются и условия нашей войны. В то время, как общее направление может быть одним для всех, индивидуальные сражения никогда не похожи одно на другое. Каждая жизнь имеет свои, только ей одной присущие особенности, и мы в связи с этим приобретем богатейший опыт. Во-вторых, благодаря разнообразию отношений между людьми, мы будем лучше чувствовать наш духовный потенциал. Мы рискуем впасть в соблазн судить всех по своей мерке, и наставлять людей на основании своего личного опыта. Наша жизнь — жизнь служителя церкви. У нас свои трудности, опасности и конфликты, которые мы, между прочим, напрасно выставляем порой на всеобщее обозрение. И люди чувствуют, что они живут, как бы в другом, непонятном нам мире (что на самом деле конечно же не так), и наши советы, наставления и предупреждения кажутся им хорошими, но неактуальными. Личное благовествование помогает нам понять индивидуальность других людей. Наши старые представления разбиваются об их жизни, каждая из которых — уникальна.

Далее следует отметить, что для этого служения обычная книжная начитанность поможет мало или вернее совсем не поможет. Наше знание должно основываться на личном практическом и непосредственном опыте. У нас должно быть личное знание Бога. Оно должно быть твердым и определенным. Мы должны знать нечто, нечто способное сделать наши слова догматическими, нечто, что может дать нам право говорить совершенно уверено. «Я знаю», «я чувствовал», «я видел», «я знаю, в Кого уверовал» — подобные этим слова должны показывать людям нашу веру и твердость, наполняющее наше существо благодатью Божией и любовью к Нему. К личному знанию Бога нужно добавить еще и личное знание пути Божьего. Если Великодушие сопровождало паломников от города Разрушения в город Великолепия, оно должно было знать путь. Поэтому, мы должны знать на собственном опыте, что мы можем ждать от нашего сердца, наших симпатий и отрицательных эмоций, в чем враг нас победил, и в чем он был посрамлен. И еще, несмотря на все это, мы встретимся с такими проблемами, для которых мы не сможем найти решения. Мы будем задаваться вопросами, на которые сами не сможем найти ответа. Найдутся такие замки, к которым мы не сможем подобрать ключей. Как быть тогда? Нет ничего более пагубного для служителя и его подопечных (но для пастора в еще большей степени), чем применять знания и факты, которыt он не пережил или не до конца осознал. Мы оказываем дурную услугу нашим прихожанам, когда в общих чертах говорим о вершинах, на которые мы никогда не поднимались, или когда идем со всезнающим видом видом в области, где мы слепы. Будет намного лучше, если вы разделите их сомнения и честно признаетесь в том, что дверь, в которую стучатся, никогда вами не открывалась. Пусть они почувствуют, что вам понятна их неуверенность. Не говорите им о безоблачном дне, когда только только пробились лучи рассвета. Мы не приносим пользы нашим служением, когда рассказываем о неиспытанных переживаниях, заимствованых нами из области мечтаний и догадок. Когда мы уверенно говорим нечто «невразумительное», когда мы исполнены сомнений, когда свет еще разбавлен тьмой а мы говорим подобно человеку, наблюдающему восход солнца, мы уподобимся тем, о ком сказано: «Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем» (1Кор. 13:9) . Что касается того, чего мы не знаем, наша мудрость и благочестие будет заключаться в том, чтобы признать свое невежество, и спокойно, с надеждой ждать, что нам откроет Господь.

Все, о чем я говорил с вами в этой лекции, сводится к одному — я надеюсь, что в вашем общении с людьми, вы будете вести себя, как «друг Жениха». Вы — заняты Его делом. Вы ищите, как спасти душу для Господа и служите священному единству Жениха и Невесты. Это — наше дело, и мы должны быть очень осторожны, чтобы ни настроение, ни какие-либо иные личные факторы не создали ложного впечатления о Женихе и не отпугнули Невесту. Мы должны внимательно следить за тем, чтобы жесты и поведение, присущие нам на кафедре, были вычеркнуты, когда мы входим в чей-то дом. Неуместный юмор и «шутливость» никогда не приветствуются Женихом. Духовные стороны человеческой натуры очень чувствительны, столь же чувствительны и тонки, как пробуждение первой любви. Вы можете представить себе что-то более изящное, чем любовь молодой девушки, любовь рожденная недавно, любовь, которую она скрывает от себя самой, и в своей застенчивости боится назвать это чувство своим именем? Я знаю, что только одно может поспорить с этим чувством. Это первая любовь к Богу. Да, «пробуждение души» — более изящно. И это чувство может быть повреждено другом Жениха. Он может превратить его в фантазию, рассветающую страсть — в несбыточную мечту. Но, с другой стороны, он может силой благодати утвердить «желание сердца» невесты в самую глубину ее души, говорить ей Его словами, поддерживать ее примером Его жизни, и убедить ее обручится с Тем, Кто «лучше десяти тысяч других» (Пес..П. 5:10).

Я закончу эту лекцию личным свидетельством о духовной пользе, которую я обрел через служение больным и несчасным людям, тем, кто бит и изранен. На протяжении всего моего пасторского пути, это расширяло и углубляло мои отношения с Богом. Вскоре после того, как я стал служителем, меня пригласили посетить самого старшего члена моей общины, который был уже присмерти. Он был видной фигурой в нашем приходе, человеком старой закалки, отражающей силу и благородство его души. Он был другом Христа, и «течение свое совершил» сполна.Я видел его два или три дня до его смерти, когда уже было известно, что он мог умереть в любую минуту. Когда я вошел, увидел, что он увлечен Диккенсом, читая «Посмертные записки Пиквинского клуба»! Я, должно быть, сделал какое-то замечание по этому поводу, на что он ответил очень просто — он всегда любил «Посмертные Записки», и не будет стыдиться этого, когда предстанет перед Учителем, потому что он находит массу удовольствия в этом невинном юморе. Я не знаю, сказал ли я ему что-то полезное, но он дал мне широкое видение человеческого благочестия. Совсем недавно я совершил маленькое путешествие, чтобы видеть человека, болеющего раком горла. Раз за разом я встречался с ним и никогда не видел, чтобы хоть слово жалобы сорвалось с его уст. Болезнь ужесточилась, его голос перешел в шепот, и наконец совсем сошел на нет. В первый раз, когда я увидел его после того, как он потерял слух, он брал лист бумаги и писал слова: «Благословен Бог! О моя душа, ты не забываешь всех Его благословений!». И опять я скажу, что не знаю, чем я ему помог, но я знаю другое, то, что он дал мне видение каких-то иных, высоких вершин человеческих возможностей, триумф его духа был вызван силой божественной благодати.

Эти два случая были взяты мной один из моей молодости, второй из преклонных лет. Эти опыты — типичны для пасторской работы, но необычны для пастора. Они пополнили богатство моего опыта, обогащая меня верой, надеждой и любовью. Подобные случаи — удивительные воспоминания в вашей работе. Тогда, когда вы отдаете — вы получаете. Когда вы успокаиваете — вы успокаиваетесь сами. Когда вы советуете — вы просвещаетесь. Когда вы берете на себя чье-то бремя, ваше — станет светом. Ибо Господь сказал: «Сберегший душу свою потеряет ее, а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10:39).