III. Рытье негодных колодцев

7. Мы ищем не там, где следует

«Даже когда я получаю то, что хочу, – это вовсе не то, что я хочу»

«Хочешь последовать за Христом?» – от этого призыва, раздавшегося из громкоговорителя, сотни подростков, пришедших на очередное утреннее богослужение, тревожно заерзали на своих местах.

«Он зовет тебя прийти к Нему, прийти навсегда, оставив прошлую жизнь позади. Если ты устал и больше не можешь играть в христианство, тогда отнесись к Его призыву серьезно и приди. Давай бери свои наркотики, эротические журналы, кассеты с рок-музыкой – все то, что тебя развращает, – и приноси это сегодня вечером на сбор. Мы торжественно сожжем все эти орудия дьявола в знак твоего решения следовать за Христом».

В тот же вечер десятки ребят с мокрыми от слез глазами и крепко сжатыми зубами сваливают свою марихуану, «Пентхаузы» и записи Бон Джови в кучу во дворе перед зданием церкви. Пока ревет огонь, все они, взявшись за руки, поют дружную песню: «Решил я твердо быть с Иисусом…».

Подростком я участвовал в подобных мероприятиях и, глядя на умирающий костер, принимал окончательное решение никогда больше не пренебрегать молитвами и каждый день рассказывать людям о Боге. И хотя в такие моменты я избирал верное духовное направление, данные мной на «вершине горы» обеты частенько рассеивались как утренний туман, стоило мне только возвратиться в «долину» спокойной, будничной жизни. И часть моей души, которая требовала перемен, по-прежнему оставалась нетронутой.

Я не отрицаю возможности хороших результатов после того, как ребята в сердце своем принимают решение следовать за Христом. Любой родитель-христианин будет счастлив узнать, что его сын или дочь, особенно если их образ жизни доставлял ему немало хлопот, решили бросить принимать наркотики и читать эротические журналы. И, конечно, очень многие будут рукоплескать решению своих отпрысков никогда больше не слушать рок-музыку – если и не из духовных соображений, то, по крайней мере, из-за предстоящего облегчения для слуха. Так что это молодежное собрание действительно не прошло даром.

Полагаю, что значительная часть молодых людей, внесших свой вклад в кипу сжигаемых вещей, приняли решение вполне осмысленно и, видимо, не без участия Святого Духа. Но я не уверен, что призывы молодежного проповедника дали им точное представление о том, что значит прийти к Христу. Отказ от плотских желаний, уклонение даже от внешних проявлений зла, отдаление от мирского – все это входит в круг того, что понимается под преданностью и посвященностью Христу, однако это скорее результат прихода человека ко Христу, чем его суть. Конечно, невозможно претендовать на то, что вы следуете Христу, продолжая при этом упорствовать в своем грехе. «Пентхаузы» все-таки должны быть сожжены.

Для того чтобы измениться изнутри, от человека требуется нечто большее, чем просто оборвать гнилые плоды с дерева. Борьба против греха требует от нас гораздо более жестких действий, нежели прилежное старание «делать то, что хорошо, и не делать плохо». Если мы, выбиваясь из сил, пытаемся следовать всем библейским заповедям, конечное поражение нам обеспечено. Мы либо скатимся к пораженческим настроениям и чувству глубокого разочарования, либо сделаемся жесткими, уверенными в своей праведности и дисциплинированности людьми, умеющими приспосабливаться к существующим нормам, но не способными глубоко и серьезно относиться ни к кому вокруг, в том числе и к Богу.

Библия говорит, что злобное и некрасивое поведение – это порождение злого и лживого сердца. Главная трудность заключена у нас внутри, в нашем сердце. Для того чтобы правильно поступать, нам всегда нужно будет делать над собой усилие, но когда мы поймем, как распознавать и бороться с грехом в сердце, тогда эта внутренняя перемена сделает возможной и очевидной перемену внешнюю: произойдет переход от греховного поведения к благочестивому. «Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их» (Матфея 23:26).

Но что это означает? Перемены в поведении легче заметить и понять, чем перемены в сердце. Я знаю, что поступаю плохо, когда я лгу или, к примеру, закуриваю трубку, но как мне узнать, изменилось ли к лучшему мое сердце? Или, по крайней мере, что с моим сердцем не так? Разве не достаточно в душе принять решение следовать за Христом, а затем подтвердить это, совершая только хорошие дела? Что имел в виду Господь, когда говорил об очищении нашей внутренности?

Более трезвый взгляд на грех

Чтобы лучше понять учение нашего Господа, потребуется более ясное представление о грехе, а точнее, о греховности, оскверняющей наше сердце. Для удобства обсуждения рассмотрим проблему греха в двух направлениях: грех как некие видимые нарушения ясно установленных библейских норм и – как скрытое попрание данной нам Богом заповеди любить. Когда человек слабо понимает, что такое неявные прегрешения его сердца, он все свои духовные силы направляет на доскональное определение библейских критериев и на усиленную работу по их соблюдению. Результатом подобных действий чаще всего является фарисейская праведность или, наоборот, чувство собственной вины и глубокое разочарование. Принимая во внимание только первую разновидность греха, не стоит рассчитывать на скорую внутреннюю перемену в своей душе.

Когда мы читаем, что Моисей «лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное, греховное наслаждение» (Евреям 11:25), мы склонны думать о мирских удовольствиях, доступных при дворе фараона, от которых отказался Моисей: власть, роскошь, изысканные блюда и чувственные наслаждения – и это лишь малая часть всего разнообразия. Подобное направление мысли в принципе верно: Моисей действительно отверг сиюминутный комфорт ради того, чтобы устремиться к воле Божьей. Но когда мы примеряем это место Писания к нашей сегодняшней жизни, дело обычно кончается просто перечислением того, чего нам не следует делать и как не следует поступать. Нам необходимо отказаться от «египетских удовольствий». Для подростков они могут заключаться в наркотиках, рок-музыке или погоне за модой. Для взрослых людей это, скорее, алкоголь, непомерная любовь к телесериалам, страсть к накопительству (дачи, машины, дорогие вещи, попридержание «десятины»), романы на стороне, карабканье по служебной лестнице и тому подобное.

Разные церкви ставят особое ударение на разных видах зла, но большинство христианских общин имеют некий – писаный или неписаный – кодекс поведения, по которому оценивается духовность каждого человека. Большую часть своего времени практически все жаждущие духовного возрастания евангельские христиане (за редким исключением) тратят на искоренение в себе грехов первого типа, то есть борются с внешними нарушениями всеми признанных норм. В результате мы имеем слабосильную Церковь, в которой важнейшим человеческим проблемам не уделяется никакого внимания, а жизнь людей остается прежней.

Однако подобная направленность по самой сути своей неверна. Я ни в коем случае не оспариваю необходимости призывать людей оставить явно греховные занятия и развивать в себе хорошие привычки. Я также ничего не имею против того, чтобы люди чувствовали определенную ответственность перед своей общиной за то, как они живут. Но чрезмерная забота о чисто внешнем соблюдении неких норм и понятий о добре и зле может легко привести к губительному пренебрежению скрытыми, неявными грехами, которые мы допускаем при общении друг с другом.

Наш Господь сурово осудил фарисеев за их прилежную выплату десятины не потому, что педантичность – это нечто дурное, но потому, что они пренебрегали чем-то более важным: справедливостью, милосердием, верностью (Матфея 23:23), то есть вопросами, касающимися взаимоотношений человека с человеком. Проблема заключалась не в их десятине, а в их неспособности распознать грехи против любви к ближнему.

Когда Христос призывает жаждущих прийти к Нему, Он ожидает от нас чего-то большего, чем сжигание неприличных журнальчиков. Он хочет, чтобы мы тщательно разобрались в том, как мы строим свои взаимоотношения с людьми, чтобы определили, где наши личные интересы попирают любовь. Предназначение закона в том, чтобы указать нам путь к крепким и здоровым отношениям с Богом и людьми. Чтобы постигнуть то, что подразумевает под собой приглашение Господа прийти, мы должны выйти за пределы вполне объяснимой озабоченности внешними прегрешениями и постараться понять, каким образом люди, отчаянно жаждущие нормальных отношений, столь неразумно нарушают заповедь любить.

Мы уже обсудили тот печальный факт, что жизнь приносит нам разочарование. Мы никак не можем отыскать того, кто мог бы стать нам близким другом, а Бог говорит, чтобы мы перестали мечтать о полноценном счастье, которое в любом случае недоступно, и доверились бы Ему до лучших времен. Но мы не любим ждать. Мы страдаем сейчас и хотим немедленного облегчения. Если Бог не дает нам требуемого, тогда мы берем дело в свои руки. Шагая по жизни, стараясь заработать себе на хлеб, прилежно исполняя свои обязанности, строя планы на выходные, налаживая отношения с окружающими, которые приносили бы и моральное, и интеллектуальное удовлетворение, мы тем самым демонстрируем свою решимость свести на нет нашу боль. И поскольку именно люди приносят нам наибольшие страдания, наша склонность к самозащите наиболее явно проявляется в том, как мы общаемся с людьми.

Если мы хотим измениться, мы должны заглянуть за внешнюю оболочку жизни, под которой спрятаны самые заветные желания нашей жаждущей души, и там же мы обнаружим скрытую потребность нашего лукавого сердца к самозащите. В части II мы говорили о жажде. В части III мы рассмотрим то, каким образом мы общаемся с несовершенными людьми, на которых нельзя положиться, и с Богом, Который с пониманием откликается на нашу боль и дает нам обетования, но не дает облегчения, которого мы требуем.

Греховная самозащита

Не все люди совершают в своей жизни очевидные грехи. Многие живут вполне достойной и приличной жизнью. Но каждый человек вырабатывает свой определенный стиль общения, рассчитанный на то, чтобы избежать переживаний, и в этом-то и заключается грех самозащиты.

Конечно, нет ничего плохого в стремлении к удобной и счастливой жизни. Наоборот, если человек не стремится к счастью, это должно вызывать тревогу. Нельзя осуждать его за то, что он принимает разумные предосторожности, желая защитить себя от возможных неприятностей. Весьма осмотрительно, возвращаясь поздно вечером домой, обойти стороной пустырь или позвать на помощь соседей, если ваш пьяный муж распускает руки. Я также не советовал бы женщине выходить замуж за подлого и низкого человека. Старание защитить себя от возможного вреда, бесспорно, является верным образом действий.

Однако порой наше законное желание быть любимым рождает в нас стремление оградить себя от боли, которое мешает нам любить других. Именно такую самозащиту я называю грехом, ибо она не дает нам делать людям добро, а значит, попирает закон любви.

Это преступление зачастую явно никак не проявляется. Желание защищать себя кажется нам столь же естественным, как желание бедного человека заработать побольше денег, чтобы прокормить семью. Он не может рассчитывать, что кто-то другой оплатит его счета. Он никому не может доверить заботу о самом дорогом, что у него есть в жизни, поэтому он сам готов постоять за себя. «Самозащитные» манеры поведения трудно выявить не только потому, что они кажутся всем такими нормальными, но также и потому, что их очень легко скрыть под весьма привлекательными христианскими догматическими одеждами.

Я как-то знал одного пастора, который пользовался всеобщим уважением как смиренный и кроткий человек. Его стиль общения с прихожанами заключался в том, что он всегда старался увидеть в них самое лучшее. Он также отличался удивительной способностью примирять враждующие стороны – талантом, которым он широко и умело пользовался для поддержания мира на собраниях церковного совета. Даже располагая весьма сильными аргументами, он никогда не настаивал на собственной точке зрения. Он всегда предпочитал, откинувшись в кресле, подметить достоинства других высказанных предложений и, добавив несколько замечаний в пользу своего мнения, попросить присутствующих проголосовать. Люди характеризовали его как мудрого, терпеливого и совершенно бескорыстного человека. Такой у него был стиль общения. Большинству и в голову не пришло бы присматриваться к его приятной во всех отношениях манере поведения. Предположение, что он действует подобным образом в греховном стремлении защитить себя, вызовет, по меньшей мере, недоумение: чего мы, собственно, добиваемся? Хотим облить человека грязью или начинаем охоту на ведьм?

Итак, если рассматривать грех как нарушение неких установленных правил (первый тип прегрешений), тогда мы получаем следующую картину. Когда мы видим, что некий человек живет внешне безупречной жизнью и манера его обращения с окружающими людьми, судя по всему, весьма похвальна – он смирен и снисходителен, – тогда мы склонны ошибочно считать, что для него грех больше не является проблемой, не считая, конечно, обычных мелких искушений, с которыми ежедневно сталкиваются все нормальные люди. Однако понимание второй разновидности греха, к сожалению, открывает новые двери в темные комнаты нашей души.

Мне бы хотелось спросить у жены, детей и близких друзей того пастора, не кажется ли им, что он иногда избегает столкновений, от которых не следовало бы уклоняться. В определенных обстоятельствах необходимо уметь задавать неприятные вопросы и принимать решения. Способен ли он на подобные действия? Например, строго спросить у сына, где он пропадал вчера до полтретьего ночи, когда его ждали домой к двенадцати, или объяснить жене, что сейчас не время покупать новые занавески, поскольку в данный момент в семье нет свободных денег? Или он старается избегать ссор и неприятных сцен, сохраняя спокойствие и терпение, оставаясь при этом слабаком? Если пастор предпочитает быть мягким там, где сильный человек проявил бы твердость, то, как мне кажется, мало того, что его мягкотелость расстраивает жену, но я бы сказал, что его манера поведения есть не что иное, как обманчиво привлекательная попытка сохранить все в удобном, привычном виде, попытка, которая преследует одну только цель: защитить себя.

Откуда мог появиться такой стиль поведения? Возможно, у отца этого пастора был суровый нрав. Если так, значит, ребенок с самого детства страдал от его непредсказуемых вспышек гнева. Он быстро понял, что, открыто выражая свое мнение, рискует рассердить своего вспыльчивого отца. Ничто не причиняло ему такой боли, как злобность папаши. Слова, которые произносил в гневе отец, глубоко ранили его тогда, да и теперь не дают покоя. Боль была весьма реальной и достаточно сильной, чтобы убедить в том, что избавиться от нее – вопрос жизни и смерти.

Когда человек в надежде обезопасить себя от отцовского гнева привыкает держать свои мысли и желания при себе, тогда подлаживаться к точке зрения другого для него становится естественным, особенно в критических обстоятельствах. Зрелость и некоторая житейская мудрость, пришедшая с возрастом, а также влияние общепринятых христианских норм позволили ему облечь свои попытки самозащиты в одежды терпеливого смирения.

Если вся эта история с отцом действительно имела место, тогда становится очевидным, что целью принятой этим пастором линии поведения является защитить себя от возможных разочарований и сохранить уважение и любовь окружающих. Поэтому он избегает споров, никогда никого не осуждает и не отталкивает от себя, люди чувствуют себя с ним легко и свободно. При общении он вызывает у людей теплые чувства, они всегда добры и приветливы с ним, а резкие слова, если и случаются, застывают У них на языке. «Кроткий ответ отвращает гнев» (Притчи 15:1) – вот библейское подтверждение его стиля общения.

Конечно, кроткий ответ может отвратить гнев – так говорит Священное Писание, и это прекрасное подспорье, когда мы намереваемся сблизиться с гневливым человеком. Но когда кротость используется человеком, чтобы избавиться от столкновения с чьим-то гневом, который угрожает уничтожить его, тогда это уже не любовь. Это греховная самозащита.

Наша манера общения

Каждый человек обладает своей индивидуальной, неповторимой, как снежинки, манерой поведения. В основе узора каждой из них лежат побуждения либо к самозащите, либо к любви. Пастор, который занимает в своей церкви более жесткую позицию, всегда имея определенное мнение и твердые установки по щекотливым вопросам, может оказаться столь же слабым, как и кроткий пастор. Если он ощущает потребность во что бы то ни стало добиться определенного успеха, если он правильно мыслит и внятно выражается, тогда его манера общения, хотя и весьма отличная от манеры общения того, другого пастора, будет, однако, в равной степени ошибочной.

Справедливости ради следует отметить, что и кротость первого пастора, и напористость второго, конечно же, могут свидетельствовать об их зрелой способности любить и жертвовать всем, что есть у человека ради содействия целям Божьим. Зрелость не делает нас одинаковыми: чем более зрелыми мы становимся, тем более неповторимым будет наш стиль общения. Однако поскольку склонность к самозащите так глубоко въелась в наш греховный по самой своей сути подход к жизни, то нам доставляет немало труда обнаружить ее в том, как мы общаемся.

Слишком часто, стараясь измениться, мы обращаем внимание только на наиболее очевидные греховные моменты в нашем поведении, которые слишком явно не соответствуют библейским нормам и представлениям. Если желаемые перемены не наступают в тот же миг, как только мы прекращаем делать зло и начинаем усиленно молиться и читать Писание, тогда мы либо с удвоенным рвением стараемся избегать зла, делать добро и больше учиться, либо же мчимся к душепопечителю в надежде лучше понять самих себя и осмыслить скрытый конфликт в своей душе. Мы редко задумываемся над ценностью того, что, на мой взгляд, является самым важным для всех желающих измениться изнутри. Мы не принимаем во внимание необходимость и важность четкого осознания своей склонности к самозащите, которая наиболее отчетливо проявляется в нашем отношении к людям. Если для людей главным в жизни является любить друг друга, как Бог возлюбил нас, тогда все наши усилия сохранить прежде всего собственный покой и благополучие противоречат самой цели нашего существования.

Мы были созданы для любви, и когда мы любим, в нас появляется что-то хорошее. Мы чувствуем себя чистыми, цельными, богатыми и счастливыми. Более того, мы начинаем меньше беспокоиться о своем самочувствии и больше заботиться о жизни других. Но когда желание защитить себя диктует нам, что говорить, как и кому, тогда в нашу душу, которая жаждет утешения, закрадывается чувство досады. Мы вдруг понимаем, что нас раздражает, когда люди не проявляют к нам должного внимания. В узком кругу близких знакомых из вашей церкви, с которыми вы регулярно собираетесь, чтобы обсудить свои проблемы, и где делается упор на искренность и откровенность, вы можете поделиться своим разочарованием с другими и, возможно, рассказать о потребности в большем участии и подлинной любви. Однако ваша требовательность способна разрушить любовь, о которой вы просите. Люди прекрасно чувствуют, как вы к ним относитесь, поэтому подобные заявления нередко остаются без ответа.

Когда люди не отвечают на наши требования, мы злимся. Некоторые даже пугаются собственного гнева и стараются спрятать его глубоко внутри. Они боятся, что все вокруг окончательно отвернутся от них, если увидят, как они рассержены. В результате они начинают страдать от депрессий, расшатанных нервов или навязчивых мыслей о том, что мы можем причинить кому-то вред. Другие проявляют свой гнев более открыто и некрасиво: они становятся чересчур критичными, вызывающе дерзкими или просто противно угрюмыми с теми, кто ранее когда-либо в чем-либо их подводил.

Последствия подхода к жизни с позиции самозащиты достаточно суровы. Последствия же любви прекрасны. Мы сотворены Богом, Который желает, чтобы мы полностью доверяли Его любви, чтобы мы могли любить других и не стремились защитить себя от возможных ударов судьбы. И все же мы любим так убого. Почему? Ответ столь же прост, сколь глубок. Мы не желаем идти к Богу со своей жаждой, не желаем отказываться от своей склонности к самозащите. Вместо этого мы читаем Библию и жжем порнографические журналы. Мы обходим стороной колодец, уготованный для нас Богом, чтобы схватить совок и начать копаться в наших отношениях в поисках воды. Как это глупо! Но хуже того то, как незаметно для самих себя мы выкапываем эти негодные колодцы. Кроткий пастор сумел убедить всех вокруг, в том числе и себя, что его долготерпение есть плод Духа, в то время как это было не чем иным, как уродливой самозащитой. Чтобы измениться изнутри, нам необходимо покаяться в нашей склонности защищать себя. Мы должны по-новому взглянуть на то, что и как нам нужно делать со своею жаждущей душой. Но прежде чем мы сможем отказаться от самозащиты, нам нужно понять, что это, собственно, такое и в чем она проявляется. Необходим пристальный взгляд на нашу манеру общения.

Возможно, еще два примера из жизни помогут нам разобраться, на что нам следует обращать внимание, размышляя о своем поведении.

Мария

Помню, как я впервые встретил Марию. Это была привлекательная незамужняя женщина лет тридцати, весьма активная в своей поместной церкви; руководство ее очень ценило. Она работала в поликлинике на полставки, так что большую часть своего времени и энергии она посвящала добровольческой работе при церковном совете, где была ответственной за женское служение. Пастор часто хвалил ее за преданность Христу и не раз, стоя за кафедрой, взывал к аудитории: «Хотел бы я, чтобы в нашей церкви было побольше таких Марий!».

Мария служила примером для многих незамужних христианок: никогда не жаловалась, была приветливой, трудолюбивой, всегда старалась использовать свое семейное положение как преимущество для более активного служения. Когда ее спрашивали, что она думает о браке, она отвечала просто: «Я открыта для всего, что уготовил для меня Господь. Если это брак – прекрасно, я не против. Но пока этого не случилось, я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать своего прекрасного принца. Слишком много хороших дел надо переделать».

Если бы вы расспросили друзей Марии, они наверняка описали бы ее как старательную, серьезную, деловую и способную девушку. Слова «мягкая», «женственная» или «любящая» не пришли бы им на ум.

Она записалась ко мне на прием, чтобы обсудить смутное чувство подавленности и потерю интереса к жизни, которые ощущала с недавних пор и которые никак не могла объяснить. Она была весьма обеспокоена своим растущим безразличием к церковной работе, от которого ей не удавалось избавиться ни с помощью усердной молитвы, ни с помощью обновления своего решения следовать за Христом и нести свое служение. При нашей первой встрече я ощутил в ней наряду с ее деловитостью и осмотрительностью легкую испуганность. Эта испуганность меня и заинтересовала.

Работая с людьми, я всегда обращаю внимание на то, как они воздействуют на меня, какие ответные чувства вызывает во мне их манера поведения: желание держать дистанцию, вести поверхностную светскую беседу или, наоборот, сильнейшее желание помочь и поддержать. Тяжело ли мне подыскать для них верный совет, или при разговоре с ними я чувствую себя мудрецом, изрекающим глубокомысленные суждения перед внимательным учеником? Все люди мечтают иметь близкого человека, ибо таковыми уж нас создал Господь, поэтому именно этими мечтами, именно этой жаждой и обуславливается наша манера общения друг с другом. Поскольку мы знаем, что доверие и близость могут приносить страдания, мы стараемся защитить себя от возможных разочарований, избирая такой стиль поведения, который держит людей на безопасном для нас расстоянии.

Имея это в виду, я стараюсь обнаружить то, каким образом люди пытаются манипулировать мной и моими реакциями при беседе с ними. Я стараюсь понять, к чему меня располагает их манера общения. Велика вероятность, что их поведение заставит меня делать как раз то, что необходимо им для самозащиты. Некоторые люди вынуждают меня шутить – серьезное замечание кажется совершенно неуместным. Другие, напротив, располагают к глубоким философствованиям – простой совет быть более ответственными прозвучал бы банально. Мы склонны общаться друг с другом с тайной надеждой сохранить свой душевный комфорт и избежать всякого рода встреч и столкновений, которые кажутся нам опасными. Когда я потом размышляю над собственными реакциями на ваше поведение, я понимаю, что невольно начинаю подыгрывать вам в вашем желании защитить себя, я как бы становлюсь союзником в ваших боевых действиях против жажды вашей души.

В случае с Марией я почувствовал себя как незваный гость. Теплота и участие казались столь же неуместными, как если бы я начал выспрашивать о жене и детях спешащего на работу приятеля, с которым случайно столкнулся в переходе. Я чувствовал, что от меня требуется напряженно обдумать ее проблемы и представить ей на рассмотрение некое замысловатое предположение. Я ощутил, что мне навязывается роль не заботливого душепопечителя, а умудренного консультанта.

Хотя Мария не была мужеподобной ни по облику, ни по манере держаться, мне было трудно представить ее в качестве чьей-нибудь жены. От ее активности и деловитости страдало ее женское начало. Глядя на нее, я бы с большей легкостью представил ее где-нибудь на встрече церковного совета обсуждающей план какого-нибудь мероприятия, нежели на тихом пляже рука об руку с мужчиной. Нет ничего плохого в том, чтобы чувствовать себя на деловом собрании как дома. Но когда люди чувствуют себя не в своей тарелке в близких отношениях, тогда это вызывает тревогу.

По мере того как мы разговаривали, мне стало ясно, что подчеркнутая приветливость Марии имела свою тайную цель. В какой-то момент я признался своей собеседнице, что она кажется мне несколько напуганной своим состоянием подавленности, и какова же была ее реакция? Вместо того чтобы вздохнуть с облегчением и честно признаться, что я прав и ей действительно страшно, Мария согласилась с меткостью моего наблюдения и без лишних разговоров перешла к поиску объяснений для решения данной проблемы. «Да, я на самом деле испытываю некоторый страх. Я думаю, это потому, что я привыкла чувствовать себя компетентной во всем, что я делаю, но сейчас меня попросили взяться за выполнение кое-каких поручений, для которых я не вполне подхожу. Я бы хотела услышать ваше мнение о том, не окажется ли этот орешек мне не по зубам».

Она вынуждала меня рассмотреть ее предположение и представить заключение эксперта, но она не давала мне возможности с сочувствием и пониманием исследовать страхи, терзающие ее женскую душу. Я задавался вопросом, что заставило ее отвергнуть всякие отношения, кроме связанных с церковным служением. Что вызвало в ней, как в женщине, ощущение такой опасности, что она пожелала спрятать мягкие, нежные и чувствительные части своей души за глухой стеной компетентности и преданности делу?

Я понимаю, нет ничего плохого в компетентности или преданности делу или идее, даже наоборот, это весьма похвально. Проблема же заключается в том, какой цели они служат. Я сразу заподозрил, что Мария использует свои природные способности и духовные устремления, чтобы защитить себя от возможной боли, которые могут принести близкие отношения. Если дела обстояли именно так, это означало, что женщина находилась на самой периферии христианской жизни. Она посвятила себя всему: исполнению определенных обязанностей, служению, учению, работе, общению с людьми, но только не искренним и близким отношениям с ними. Она и сама не получала удовольствия от несовершенной, но подлинной любви окружающих ее людей и, что более важно, не отдавала своей любви другим. Ее главной непоколебимой задачей была защита себя самой от страданий и разочарований, причиняемых человеческими отношениями.

До сих пор в ее жизни никто и никогда не задавался целью выяснить и объяснить ее истинные мотивы и побуждения. Никто и никогда не замечал, чтобы она общалась с мужчиной дольше нескольких минут без того, чтобы не перевести разговор на церковные вопросы. Когда мужчина выражал хотя бы намек на романтический интерес к ней, она напрягалась и с удвоенным рвением погружалась в работу. Никто и никогда не пытался разобраться в ее подходе к взаимоотношениям с людьми. Никто и никогда не любил ее мудрой любовью.

Церковь, заполненная людьми, подобными Марии, – а я подозреваю, что таких церквей немало, – это нездоровая церковь. Павел писал, что Тело Христово получает приращение, когда каждый из его членов исполняет свое дело (Ефесянам 4:16), когда каждый христианин может отдавать себя, искупленного, одаренного человека, Телу таких же верующих. Ему не надо больше заботиться о самом себе, он свободен и может направить свою любовь на окружающих людей. Мария же не была свободна. Несмотря на свою старательность и работоспособность, она все же не исполняла того дела, ради которого была призвана. Ее деятельность в церкви, совершаемая, казалось бы, во имя Божие, не была ни выражением сердца, которого коснулся Господь, ни попыткой принести людям божественное благословение. Ее сердце было охвачено страхом, и ее побуждением была самозащита. Богатейшая часть ее существа, та, что могла бы оказать влияние на жизни других людей и которая могла бы принять их ответную привязанность, в том числе и привязанность со стороны мужчины, была надежно спрятана от глаз за непроницаемой ширмой ее поведения, которая позволяла людям иметь с ней дело только по работе.

В то время как мы с Марией продолжали разговаривать, я заметил ей, что при общении она производит впечатление женщины деловой, но не мягкой и нежной. Она невозмутимо парировала мое замечание, согласившись, что она – хороший работник и поэтому у окружающих вполне может возникнуть подобное впечатление. Я немного поднажал, спросив, какие чувства вызвало у нее мое наблюдение, но ей это не понравилось и немного смутило.

Понадобилось еще несколько встреч, чтобы она, наконец, призналась, что ей действительно немного одиноко. В течение последующих месяцев мы тщательно исследовали ее взаимоотношения с наиболее значимыми и дорогими ей людьми, стараясь разгадать, чем могло быть вызвано ее разочарование. Нам не удалось обнаружить ничего такого, что могло напрямую травмировать ее: ни язвительности двоюродной сестры, ни побоев отца-алкоголика, – но ни один человек за всю ее жизнь никогда не приласкал ее. Отец ее умер несколько лет назад. Он был хорошим человеком, крепким христианином, для которого преданность Господу была лучшей добродетелью. Она не могла припомнить ни одной беседы, в которой бы он по-доброму, откровенно поговорил с ней о важных для нее вещах. Она не осмеливалась заговаривать с ним о своем тайном увлечении каким-нибудь новым мальчиком в школе. Говорить с отцом «об этом» было немыслимо. Подобные разговоры были не приняты и даже не рассматривались как возможные.

Когда я попросил ее вообразить отца таким, который с теплотой и уважением выслушивал бы все, чем она хотела бы с ним поделиться, ее глаза увлажнились. Ее сердце жаждало того, чего она никогда не имела. Отец ясно давал ей понять: «Ты не можешь искать покоя в моей любви. Лучше стань более преданной Богу». Она научилась не обращать внимания на свои желания иметь то, что было ей недоступно, браня себя за глупость и незрелость всякий раз, когда у нее появлялось желание, чтобы ее обняли. И она все больше и больше посвящала себя христианской работе.

Почему так происходило? Учитывая то, в какой обстановке она жила, так ей было легче. Если отрицать отчаянное стремление к тому, что было в таком очевидном недостатке, риск испытать еще большее разочарование был минимален. Ее напряженный труд для церкви завоевывал немалое одобрение со стороны окружающих, и ей это было приятно. Работа была также действенным средством дать понять людям, особенно мужчинам, что она не выставляет себя на ярмарке невест и вообще не стремится к близким отношениям с кем бы то ни было. А толстый слой духовности довершал защитное одеяние. Немногих привлекает перспектива близости с теми, кто повенчан с церковью. Такими людьми принято восхищаться издалека, прямое участие ни от кого не требуется. Мария располагает людей к себе, учит их уважать и ценить ее, но никогда не возбуждает в них желания проникнуть в тайные уголки ее существа, но именно в глубине души она и желала быть любимой.

Когда она позволила себе почувствовать, как сильно ее желание, чтобы кто-нибудь сблизился с ней так, как никогда не был близок с ней отец, Мария начала видеть, что все ее поведение и манера общения были направлены на то, чтобы обезопасить и защитить себя от других. Запомните один важный принцип: когда люди отрицают свою жажду, они не могут объяснить себе своего поведения. Но когда жажда признана, а самозащита разоблачена, тогда доверие ко Христу может стать более глубоким, а покаяние – более полным. Мы можем больше доверять Господу, когда знаем, как отчаянно нуждаемся в том, что может дать нам только Он. А чем более полно разоблачен наш грех, тем более основательно мы можем разобраться с ним. Врач, который видит всю проблему целиком, лучше сделает свое дело, чем тот, который разглядел только ее часть.

Теперь Мария более остро чувствует влияние этого мира, который приносит ей немало разочарований, но она учится относиться к людям с мужеством, которого от человека требует любовь. Ее общение с Господом гораздо богаче, чем было раньше. Она продолжает заниматься своим делом, но ощущает умиротворенность, что позволяет ей отказываться от обязанностей, принимать которые раньше она считала своим долгом. Кроме того, она получает удовольствие от заботливого участия друзей и относится к мужчинам тепло и открыто, что позволяет ей чувствовать себя женщиной. Мария меняется изнутри. Улучшение ее состояния протекает медленно, как это обычно и бывает, но перемена очевидна.

Александр

Рассмотрим еще один пример. Александр – преуспевающий бизнесмен. Люди охарактеризовали бы его как жизнерадостного, одаренного, уверенного и приятного во всех отношениях человека. Несколько лет назад он стал христианином и с характерным для новообращенного верующего рвением быстро заслужил репутацию квалифицированного и знающего преподавателя Библии.

У Александра есть все: красивая жена, трое смышленых детей, прекрасный дом и уважаемое положение на работе и в церковной общине. Он искренне счастлив и всегда готов поделиться радостями своей жизни во Христе.

Как-то я выступал у него в церкви, и после собрания его жена попросила меня о короткой встрече. Она очень беспокоилась за Рому, их двенадцатилетнего сына. С двумя старшими дочками у родителей не было никаких проблем, но Рома в последние несколько месяцев начал понемногу отдаляться от семьи. Мать видела, как он из необыкновенно милого и рассудительного ребенка превращается в молчаливого, почти угрюмого парнишку. Она, наконец, решилась посоветоваться с кем-нибудь на этот счет после того, как однажды какая-то мелочь вызвала у мальчика острую вспышку гнева. Причем, Рома грязно выругался и запустил книгой через всю комнату.

Я спросил, что думает об этом ее муж.

– Я не уверена, что он вообще заметил эту перемену в сыне, – ответила она.

– Вы выражали ему свое беспокойство?

– Вообще-то, нет, я с ним еще не говорила.

– Но почему?

– Александр не умеет разбираться с подобными вещами. Он чудесный отец – они с Ромой прекрасно ладят друг с другом: они вместе играют в бадминтон, и Александр никогда не пропускает ни одного матча Роминой баскетбольной команды. Однако я не думаю, что Александр сможет серьезно поговорить с сыном о такого рода проблемах.

Она помолчала, а затем добавила с улыбкой:

– Александр всегда начинает подшучивать и поддевать Рому, и в конце концов они оба оказываются на полу, дурачась и толкаясь. Так он решает трудные вопросы.

Какое впечатление Александр производит на свою жену? Обратите внимание, она искренне восхищается его положительными качествами, но с неохотой признает его недостатки. Она не сообщила ему о проблеме с сыном, боясь, что он может не справиться.

Я спросил, как, по ее мнению, Александр ответил бы ей, если бы она поделилась с ним своими опасениями.

— О, я прекрасно знаю, как бы он поступил. Он бы обнял меня, улыбнулся и сказал, что я типичная мать, которая слишком много волнуется. Если бы я стала настаивать, он, возможно, взял бы меня за руку и помолился со мной. На этом всякое обсуждение закончилось бы. Я не знаю, что бы он сделал, если бы у нас когда-нибудь случилась настоящая беда. Однажды к нам домой пришла школьная учительница нашей старшей дочки. У нее возникли подозрения, что девочка, похоже, страдает аноре-ксией.1 Александр разобрался с этой проблемой таким образом, что просто настоял на том, чтобы дочка нормально ела. Та поддалась. Но он так и не поговорил с ней, а я знаю, что ей пришлось пройти через многое, в том числе через озлобленность на собственного отца.

Чувствуете, все тот же настрой? «Все должно идти гладко. Я буду добрым, духовным и твердым, и благодаря этому жизнь будет идти как по маслу. Если какие-то трудности и существуют где-то там, в глубине, я не хочу о них слышать. Главное, чтобы все было в порядке».

На работе Александр находит приятной возможность принимать ответственные решения. Плохие новости только подстегивают его действовать более агрессивно. Он никогда подолгу не обдумывает свои проблемы и сразу соображает, что ему нужно делать. Его послужной список показывает, что он обладает исключительной интуицией по поводу того, какое направление действий может продвинуть компанию вперед.

В церкви – та же картина: и строительный, и финансовый, и распорядительный комитеты – все обращаются к Александру, когда возникают острые вопросы. И он никогда не падает духом и всегда что-нибудь придумывает. На его занятия, которые он проводит в воскресной школе, всегда приходит много народу. Ученики постоянно поджидают его после уроков, задавая вопросы, чтобы лучше разобраться в том, что они только что услышали. И Александр обожает это. Он нередко приходит на богослужение с опозданием, задержанный жарким обсуждением какого-нибудь спорного вопроса, который он поднял в своем классе.

Его стиль общения ясен: перед нами подтянутый, уверенный, знающий человек, который с легкостью справляется с любыми неприятностями. Если мы примерим к Александру определение греховности по первому типу, то есть внешнее нарушение установленных норм, – его жизнь безукоризненна и достойна уважения. Он обладает прекрасными качествами, необходимыми для руководства поместной церковью. Он, судя по всему, отлично управляется со своей семьей и пользуется хорошей репутацией у коллег.

Но посмотрите внимательней на его манеру общения и попробуйте определить ее направленность. То, как действует Александр, надежно защищает его от необходимости честно признать, что он не способен решить ту или иную проблему. Он искусно избегает тех трудностей, с которыми может не справиться. Он не желает разбираться с беспокойством жены, он выправил ситуацию с дочерью, так и не пожелав выслушать ее, не позволив ей поделиться своими бременами, он со смехом вверяет своего сына Богу, закрывая глаза на кричащие свидетельства весьма серьезных проблем. Иезекииль говорит о непрочных стенах, которые выглядят крепкими благодаря внешней обмазке (Иезекииль 13:10). Манера общения Александра, на первый взгляд, свидетельствует о его зрелости, в то время как на самом деле им движет прежде всего стремление к самозащите.

Взгляд Александра внутрь себя, вероятно, открыл бы ему глаза на глубокую потребность в уважении и участии, наслаждаться которыми ему. никогда не доводилось. Где-то в самой сердцевине существа Александра отчаянно терзают сомнения, способен ли он встретить лицом к лицу все, что ему предлагает жизнь, – страх, таящийся в душе у каждого из нас. Мы думаем, что боязнь обнаружить в себе это болезненное несоответствие можно облегчить только с помощью того, кто доверит нам важную работу и снабдит нас всем необходимым для ее успешного выполнения; того, кто будет верить в нас даже после крупной неудачи и полнейшего провала. Но наш опыт общения с людьми не производит в нас оптимистичной уверенности в том, что подобный человек существует, поэтому мы ограничены нашими собственными ресурсами. Александр научился еще со школьных и студенческих лет использовать свою индивидуальность и свои способности для того, чтобы отгораживаться от тех жизненных ситуаций, в которых мог потерпеть крах. Он нашел способ всегда сохранять вид ответственного человека, вызывающего уважение. Выработанный им план самозащиты оказался весьма удачным.

Суть проблемы

Если мы собираемся измениться изнутри, тогда нам необходимо обратить внимание на свой стиль общения. Признак духовной зрелости есть любовь, а сущность любви – общение без самозащиты.

В этой главе следует отметить еще два важных момента. Во-первых, люди могут стать нравственными, рассудительными, дисциплинированными и преданными делу без какой-либо особой зависимости от Бога. Но жизнь без самозащиты требует от человека полного доверия Христу.

Мария вела достойную всякой похвалы жизнь, укрываясь от бурь в тихой гавани, где никакой шторм не мог потопить ее. Обаятельная и деловая манера общения Александра позволяла ему обитать в своей крепости, защищенной «рвом» приветливости в сочетании с твердостью, которые не давали никому, даже его собственной жене, и близко к нему подступиться. С точки зрения и Марии, и Александра, отказ От самозащиты сделал бы их настолько уязвимыми, что это неминуемо привело бы их обоих к самым разрушительным последствиям – если бы только Бог не держал Своего слова.

Во-вторых, если мы от мелких деталей, из которых строится наша манера общения, обратимся к той цели, которой отвечает наше поведение, мы обнаружим в себе массу упрямства и даже некоторое внутреннее уродство. Гораздо легче дать Марии и Александру подробные наставления, как и что им нужно изменить в своей жизни, чем погрузиться в пучину их самозащитной энергии.

«Мария, я думаю, что тебе лучшее быть более экспрессивной. Больше говори людям о своих чувствах; соглашайся на свидания. Когда мужчина проявляет интерес, не отказывайся от его приглашения».

«Александр, ты должен поговорить с женой о сыне. А потом обязательно побеседуй с Ромой. Поговори с ним серьезно, по-мужски, а шутки оставь на потом».

Это весьма дельные советы для каждого из них, к которым им не мешало бы прислушаться. Но дело в том, что и Мария, и Александр могли бы честно и искренне последовать нашим советам, но при этом так и не измениться внутри. Человек может исправить ошибки в своем поведении, которые он допускает при общения с людьми, но так и не покаяться в своем пристрастии к самозащите. Само это пристрастие должно быть выявлено, тщательно исследовано и взвешено. Будьте готовы к трудностям. Мы пытаемся сопротивляться своему отказу от самозащиты с отчаянностью человека, борющегося за свою жизнь. Для нас движение к жизни без самозащиты подобно самоубийству.

Когда Мария попыталась отказаться от самозащиты, она пришла в ужас. Но сейчас передо мною добрая и страдающая, радостная и женственная, одинокая и любящая, полная благодарности женщина. Александр же лишь раз появился у меня в кабинете и больше никогда не возвращался. Его сын по-прежнему невесел, но за обеденным столом выглядит немного приветливей. Его жена прошла через разочарование в муже и долго сердилась на него за его слабость. Теперь она старается простить его, но чувствует себя очень одинокой.

Желание мира, покоя и безопасности в человеке сильно. Но мы ищем облегчения, которого так отчаянно жаждет наша душа, не там, где следует, и вырабатываем манеру общения, рассчитанную на защиту самих себя от пугающей нас боли. И хотя наши планы обезопасить себя достаточно глупы, несмотря на то что порой достигают своей цели, мы цепляемся за наше «право» защищаться. Мы требуем, чтобы кто-нибудь облегчил наши страдания. Нам всем необходимо честно признаться себе в этом страстном желании, прежде чем мы, наконец, решимся отказаться от него через покаяние и научимся направлять все свои душевные силы на любовь. Проблема нашей чрезмерной требовательности – тема нашей следующей главы.

ПРИМЕЧАНИЯ.

1. Анорексия – нарушение питания вследствие психологических причин. Больные ограничивают свой рацион, тем самым приводя организм в состояние крайнего истощения (примеч. переводчика).