Часть I. В Библии есть все необходимое

Глава 1. Откуда мы знаем, во что нам верить?

«Думаю, что вам нужна не просто христианская консультация, — сказал один пастор молодой и встревоженной женщине. — Ваша проблема, судя по всему, слишком глубока, и я здесь не смогу вам помочь. Я считаю, что вам нужно обратиться к профессиональному консультанту, который мог бы вникнуть в глубоко скрытые корни ваших трудностей».

Затем пастор отослал клиентку к квалифицированному психологу, который практикуется в так называемой первичной терапии, где лечение проблемы проходит посредством повторного эмоционального переживания забытых психологических травм детства.

Другой пастор порекомендовал одному морально подавленному мужу, отвергнутому женой, обратиться к терапевту, который специализируется на подавлении гнева. Этот пастор по причине отсутствия достаточных знаний в теоретической психиатрии решил, что в основе депрессии этого клиента лежит накапливающееся чувство гнева, следовательно, терапия по подавлению этого чувства пойдет этому человеку на пользу. После нескольких сеансов лечения по подавлению гнева этот мужчина обнаружил в себе не просто ранее спрятанное чувство злобы, но и неожиданную способность открыто (и иногда жестоко) выражать это чувство по отношению к другим людям. Его депрессия от этого стала еще сильнее.

Другой консультант предлагает своим клиентам нечто такое, что он сам называет «родительской» терапией, в ходе которой он искренне призывает их прийти в полную зависимость от него, а сам берет на себя роль любящего родителя. Смысл такой терапии состоит в том, что, когда люди чувствуют по отношению к себе любовь другого человека, они имеют возможность расслабиться до такого состояния, когда начинают ощущать себя увереннее и не чувствовать угроз со стороны окружающих, после чего находят в себе силы справляться с жизненными трудностями. И к этому консультанту обращается множество людей, испытавших в той или иной степени боль и обиды и желающих снова почувствовать на себе родительскую любовь.

Как нам оценить те многочисленные методы, которые направлены на то, чтобы помочь людям решить их проблемы и жить интересной жизнью? Существует терапия по семейной системе, первичная терапия, ра-ционально-эмотивная терапия, когнитивно-поведенческая терапия, динамическая психотерапия, духовное освобождение, терапия любви, группы знакомств, директивная терапия, терапия реальностью — список можно продолжить.

Как мирские, так и христианские сообщества переполнены идеями относительно роста и целостности. И каждая из них претендует на то, что способна объяснить, как люди себя ведут, почему проблемы растут и как можно все изменить. И если мы не хотим утонуть в огромном море всех этих идей, нам надо выработать стратегию, которая поможет нам решить, чему мы должны верить. Мы не только хотим знать, что здесь эффективно, но как христиане мы хотим знать, что здесь истинно и правильно.

Наше решение принять какую-то модель должно быть основано не просто на видимых эффектах этой модели. В первую очередь мы должны задуматься над тем, какие идеи являются истинными и какие, в конечном счете, приводят людей к добру. Эффективность — важное качество, но только если мы при этом имеем дело с точностью и правдой. Но как нам определить, что является истинным, правильным и эффективным?

Чтобы решить, какие идеи принять, ученые, в отличие от остальных людей, работают с разными стандартами. В профессиональных журналах психологи должны публиковать исследования, которые служат подтверждением выдвинутых ими идей. И чем более скрупулезно исследование, тем более вескими оказываются выводы этого исследования. В своих усилиях утвердиться в качестве науки психология в течение более половины столетия опиралась на эмпирический подход к поиску истины: только факты — результаты наблюдений, живые факты; если эти сведения не в пользу теории, такую теорию надо отбросить.

Но в течение многих лет психология — особенно прикладные ее области (консультация и психотерапия) — часто дарила заслуживающие внимания идеи, отражающие то, к каким выводам опытные и способные мыслители приходили в своих кабинетах, и что становилось основой для развития последовательных теоретических систем. Теории, подобные тем, что выдвигали такие психоаналитики, как Фрейд, Адлер и Юнг, а также более современные психологи, например Эллис, Перле и Маслов, мало чем могут помочь в исследованиях, носящих сугубо практический характер, однако они дают вполне реальные объяснения человеческому поведению и могут оказаться полезными в помощи людям. Поэтому необходимо сказать, что большой опыт работы с людьми, помноженный на проницательный разум, рассматривается многими специалистами как путь к истине.

Время от времени какое-то мнение вдруг внезапно рождается в творческом мышлении, причем этому не способствуют никакие практические наблюдения, и люди без всякой критики поддерживают это мнение. Просто каким-то образом эта идея «считается правильной». Она всех устраивает. Она дарит людям хорошее чувство и приносит им то, что помогает чисто внешне. К этой категории можно отнести некоторые технические приемы медитации Вернера Эрхарда. Никто из тех, кто сталкивается с этой идеей, не требует доказательств ее истинности; свидетельства здесь кажутся неуместными. Люди просто доверяются этому, потому что чисто интуитивно она кажется им правильной.

К вопросу о том, как нам решить, во что верить, христианские консультанты подходят по-разному. Некоторые из них, защищая свои гипотезы, полагаются на данные исследований, клиническую практику или железную логику, но многие для оценки своих идей прямо обращаются к Писанию. Свои взгляды они считают заслуживающими внимания, если видят их соответствие учению Библии, и отвергают их, если таковые противоречат Библии.

Та христианка, о которой я уже упоминал ранее, постепенно стала задавать себе вопрос, соответствует ли принцип работы специалиста по первичной терапии принципу Библии. Она спросила себя: «Хорошо ли это — вернуться к своей первоначальной боли и исследовать ее, пережив заново? Разве это не противоречит принципу Библии — «забывать заднее и простираться вперед»?».

Когда женщина рассказала этому терапевту о своих сомнениях, он в ответ даже не заглянул в тот текст, который она цитировала, чтобы определить, идет ли его принцип лечения вразрез с богодухновенным учением Павла. Такая реакция была основана на его подходе к (1) неврологии, изучающей способности головного мозга хранить подавленные эмоции; (2) теории терапии, которая предполагает, что нераскрытые ранее чувства могут мешать нормальному функционированию организма; и (3) на его собственном опыте работы с немалым количеством тех людей, которые не нашли помощи при консультации у пасторов, что лишь способствовало его убеждению в эффективности используемого метода.

Терапевт, специализирующийся на подавлении гнева, и специалист, который является приверженцем «родительской» терапии, также защищали свои теории, но при этом использовали в качестве аргумента в свою пользу несколько концепций Библии, которые соответствовали их идеям. «Нет, мы не можем доказать правомерность всего того, что мы делаем, ссылаясь на какие-то отрывки из Библии. Но вы должны понять, что Библия никогда не служила в качестве справочной литературы, как никогда она не служила руководством по хирургии для врачей. Мы должны вырабатывать свои идеи из исследований и практики, но при этом всегда помнить о том, чему учит Библия. Мы убеждены в том, что Библию надо почитать как Слово Божье».

Знать, во что верить, в теории консультации — непростая проблема. Когда мы пытаемся решить, какие идеи и методы нам можно взять на вооружение и при этом не пойти на компромисс со своей христианской верой, возникают два серьезных вопроса, о которых стоит напомнить.

Первый — это авторитет Библии. Христиане, которые твердо верят, что Библия — это непогрешимое Божье откровение, явленное всем нам, не захотят принимать ничего из того, что Библия отвергает. Они хотят жить по Писанию. Но такой принцип приводит к некоторым большим сложностям. Например, откуда мы знаем, что именно Библия поддерживает и что отвергает? Христианские консультанты придерживаются порой совершенно противоположных взглядов по многим богословским вопросам. Вероятно, Библия даже не поднимает тех вопросов, которые встают перед консультантами и которые ясно ставят мирские психологи. Можно ли, безоговорочно признавая авторитет Библии, изучать достижения современной психологии? Если да, то каким образом мы можем получить пользу от исследований и теории, и при этом сохранить то, что Мак-Куилкин точно назвал «функциональным авторитетом Писания в науке о поведении Второй серьезный вопрос, который возникает, когда мы пытаемся решить, чему нам верить, — это самодостаточность Библии. Достаточно ли у Библии авторитета для того, чтобы направлять консультанта, когда он сталкивается с неимоверным разнообразием вопросов, связанных с его работой? Может ли он где-нибудь между книгами Бытие и Откровение найти то, что позволит ему оказать помощь эксгибиционисту или человеку, страдающему анорексией? Или же Библия никогда не была призвана решать такие вопросы? Может быть, нам нужно признать, что авторитет Библии распространяется только на те вопросы, которые она может решить, чтобы помочь нам понять такие духовные истины, как спасение, покаяние, надежда на вечную жизнь, но не распространяется на сиюминутные вопросы, которые встают перед консультантом. И как только мы принимаем такую позицию, мы обращаемся за помощью к другим источникам и приходим к выводу, что есть такие вопросы, которые Писание не может поставить, не подорвав тем самым авторитет Библии и не опровергнув ее самодостаточности.

Однако предположим, что кто-то хочет поспорить (как это делаю я) и заявить, что авторитет Библии помогает-таки построению структуры мышления, способной раскрыть те вопросы, которые необходимо решать консультанту. В таком случае этому человеку необходимо определить, что такое авторитет Библии, и продемонстрировать самодостаточность библейского откровения. Такую же цель ставлю и я в первой части этой книги.

В оставшейся части этой главы я буду говорить о том, что откровение должно быть основой, на которой мы развиваем и защищаем наши представления о консультации. Третья глава говорит о зависимости от откровения и развивает данный аргумент дальше, подтверждая то, что мы обязаны оценивать каждую тео-рию консультации в свете Писания. Мое мнение таково, что модели консультирования должны показывать не просто соответствие Писанию; они должны исходить из Писания.

В четвертой главе мы рассмотрим сложный вопрос самодостаточности Библии. Каким образом мы можем приложить мудрость Библии к проблемам паранойи и булимии, когда ни один автор книг Библии даже и не думал писать на такие темы? Должны ли мы нарушать принятые принципы библейского толкования, чтобы «открыть» те ответы на вопросы консультанта, которых там на самом деле просто нет? Или существует какой-то правомерный подход к толкованию Писания, который может дать нам библейское понимание любой личной проблемы?

Давайте сначала поговорим об авторитете Библии в области консультации.

Четыре способа знания

В своих попытках определить, как нам оценивать идеи консультации, нам, пожалуй, надо начать с рассмотрения вопроса о том, как мы вообще приходим к мнению о чем бы то ни было. Философы определили четыре пути познания: интуиция, разум, опыт и откровение. Чтобы показать, что без структуры и основы откровения три остальных способа неизбежно приведут нас к таким концепциям, которые не могут быть руководящими для консультанта, я лишь вкратце скажу о всех этих способах (при подробном изложении пришлось бы писать несколько томов).

Интуиция

Когда кто-то говорит, что он «просто знает», что определенная позиция истинна, мы говорим, что этот человек руководствуется интуицией. Некоторые идеи поражают нас своей очевидной точностью. Чтобы убедиться в истинности такой идеи, не нужно, как кажется, никаких доказательств или здравого смысла. Интуиция — это тот путь к знанию, который в качестве обоснования требует только субъективной определенности, а не рациональных или исчерпывающих доказательств.

Корни интуиции кроются в целом комплексе причин. Жан Кальвин придерживался мнения о том, что есть определенные концепции, которые являются неустановленными данными и которые каждый человек воспринимает как часть своей собственной способности, дарованной ему Богом. Другие считают, что интуиция — не более чем результат многолетнего опыта и размышлений, которые в момент принятия решения соединяются вместе. Но как бы то ни было, интуиция — это процесс, при котором в сознании отдельного человека некая идея появляется и становится для него несомненной в первую очередь в результате действия каких-то внутренних, а не внешних источников.

Консультанты полагаются на интуицию в тех случаях, когда решают какую-то проблему, не разработав предварительного плана, надеясь, что в процессе работы с клиентом у них появится «ощущение» того, в каком направлении им надо идти. Я подозреваю, что значительная часть тех, кто трудится в области профессиональной терапии (и огромная часть тех, кто трудится в области христианской консультации), следует настолько неясной и общей теории, что во многих случаях консультативной или клинической практики полагаться приходится именно на интуицию.

Полагаться слишком часто на интуицию не следует. Объясню, почему. Если тот субъект, о котором мы хотим знать» представляет из себя нечто такое, что не соответствует никаким образцам и поэтому совершенно непредсказуемо, лучшее, что мы можем сделать, — это положиться на интуитивное предчувствие того, что с нами произойдет.

Однако субъектом для консультантов является человек. В то время как в людях остается много неизвестного и потому непредсказуемого, существуют определенные принципы, которые описывают, как живут люди. И мы можем некоторые из них распознать. Люди ничего не делают чисто «случайно». Стремление показать себя или проявление панических чувств в определенных ситуациях не происходит спонтанно, без определенной причины и предыстории. Люди предпочитают думать, чувствовать и действовать так, как они понимают и систематизируют ситуацию, хотя бы отчасти. Поэтому в своей работе с ними мы можем пойти дальше интуиции (отдавая ей тем не менее должное).

Разум

Многие считают, что сознание — это центр личности, та особенность, которая отделяет человека от животного. Аристотель считал, что наше сознание способно проложить мост между естественным и сверхъестественным. Фома Аквинский утверждал, что классическая католическая идея, которая ввергла человека в грех, не затронула его сознания. Он считал, что наша способность думать не страдает, несмотря на нашу греховность. Исходя из этого, он выдвинул идею естественного богословия — пути к Богу через человеческий разум.

По мере того как знания росли, сознание все больше и больше стало цениться в качестве главного инструмента раскрытия всего того, что человек хотел знать, независимо от того, касалось ли это Бога, природы или самого человека. Такое восхваление сознания привело к возникновению того, что мы называем рационализмом, — верой в то, что разум сам, без посторонней помощи, способен понять все истинное.

Необходимо делать различие между рационализмом и более скромным применением разума. Никто, кроме мистиков, не хочет принимать какую-то идею за истину, если она оказывается в корне неразумной. И опять же, только мистики стремятся понять, что есть истина, не полагаясь при этом на свое сознание. В формировании наших убеждений разум занимает должное место.

Но рационалисты идут еще дальше. Ничему другому, кроме разума, они не отдают должного. Вместо того чтобы здраво понять все то, что вокруг них происходит, они требуют, чтобы все данные вписывались в их логическую структуру, в противном случае они их просто отвергают. Они категорически против идеи о том, что всякая модель понимания должна иметь и некоторые слабые места.

Рационализм, если ему следовать до конца, быстро приводит к большим проблемам. Что нужно делать, если два оппонента спорят и защищают свои идеи, называя их разумными? Глупо утверждать, что моя идея правильная только потому, что я так думаю, тогда как вы думаете, что ваша идея правильная. Единственным арбитром, способным разрешить этот спор, является разум, здравый смысл. Но вот мы оба утверждаем, что разум на стороне каждого из нас. В конце концов, чтобы отстоять свою точку зрения, самое лучшее, что я могу сделать, — это заявить, что мое сознание работает лучше, чем ваше, и понадеяться, что когда-нибудь вы поумнеете достаточно для того, чтобы признать мои идеи здравыми.

Я полагаю, что сознание просто не выполняет роли окончательного арбитра. Люди по-разному смотрят на то, что является разумным. Иногда люди, «чувствуя» то, что им ближе, противостоят здравым аргументам. Всякий, кто пытался выиграть в эмоциональном споре, едва вооружившись здравым смыслом, мог убедиться в неадекватности своего оружия. В большей степени этот принцип применим к формированию идей и убеждений, чем к логике.

Опыт

Другой популярный путь к знанию подразумевает то, что опыт — лучший учитель. Интуиция чисто субъективна, рационализм приводит к непримиримым расхождениям во мнениях. Нам нужен авторитет, который мог бы управлять нашими чувствами и мыслями, и поэтому находился бы вне наших чувств и мыслей. Эмпиризм — это философия познания, которая предполагает, что необходимый авторитет может исходить только от данных, которые можно наблюдать и каким-либо образом измерять.

Всякий раз, когда кто-то заявляет, что его идея истинна, эмпирик восклицает: «Докажите это! Где ваши доказательства?». Например, если семейный консультант утверждает, что родители должны шлепать своих детей за непослушание, эмпирик просит его предъявить данные, показывающие, что дети, которых шлепали, ведут себя лучше, чем дети, которых не шлепали.

«Мне кажется, что так нужно поступать», — говорит приверженец интуиции.

«В этом есть смысл, — говорит рационалист. — Есть здравый смысл в том, что, если кого-то наказать за проступок, он потом реже будет этот проступок совершать».

«Библия говорит нам о необходимости наказывать, чтобы исправлять», — скажет на это христианин.

Эмпирика ни один из этих ответов не устроит. Пока он не увидит результатов исследований, которые доказали бы, что физическое наказание приводит к желаемым результатам, а отсутствие физического наказания к таковым результатам не приводит, он будет считать данный вопрос открытым.

Надо отметить, что большинство людей в той или иной степени постоянно придерживается такого принципа. Свидетельства, в которых звучит что-то типа «Я поступил так-то и так-то, и это подействовало», убеждают нас в необходимости делать пробные шаги. Политики выступают против мер, которые до них пытались делать и которые не удались. Доказательствами «проверенных» методов служат предыдущие результаты.

Я помню, как один уважаемый христианский руководитель ответил на вопрос о том, откуда он черпает силы для своего служения: «За свою способность нести служение я благодарен пятидесяти годам служения, в течение которых я хотя бы один час в день проводил в молитве и чтении Библии». Из этих слов многие сделали вывод, что, если подобным образом проводить каждый день один час за каким-то делом, от этого возрастут способности. Данный аргумент носит эмпирический характер: он утверждает подход к какому-то вопросу через практический опыт.

У эмпиризма, однако, есть и свои недостатки. Во-первых, самое большее, на что способен эмпирик, — это собирать данные и делать обобщения. Он может сказать только о том, что есть, но не может сказать о том, что должно быть. Эмпиризм никогда не служит принципам моральной истины. Главной областью эмпирика является описание, но не предписание.

Во-вторых, эмпирик никогда не может сказать о чем-то уверенно. Самое большее, что он может сделать, — это привести данные наблюдений и исследований, которые подтверждают определенную гипотезу о том, как все происходит (и такие заявления ценны для того, чтобы христиане учились). Но никто из них не сделает ясных выводов по всем данным или по всем возможным данным. Хотя я никогда не видел, чтобы воды реки разделились, оставив посередине сухой путь, я не могу сказать, что этого не происходило или не могло произойти. Я только могу сказать, что я (как и многие другие) просто не видел такого. Эмпиризм может располагать фактами, но не может утверждать что-то с уверенностью. Иными словами, эмпиризм может служить прагматической основой действий («Я думаю, что мне надо поискать мост, чтобы перейти на тот берег реки, а не молиться о том, чтобы воды реки разошлись»), но не может провозгласить истинность в конечной форме (например, «есть Бог, Который может разделить воды реки, когда захочет сделать это»).

В-третьих, эмпиризм смотрит на то, что можно видеть. Поддающиеся наблюдению данные формируют весь базис эмпиризма, и это резко ограничивает темы разговоров для эмпириков. Многие важные реальные явления нельзя свести к видимому: любовь, смысл, радость, гнев, справедливость — вот лишь немногие из них. Когда эмпирик пытается изучать такую реальность, ему приходится определять ее в свете своих поддающихся исследованиям данных. Но в этом процессе он вдруг обнаруживает, что сама реальность, о которой он говорит, ускользает от него. Вряд ли кто из нас может измерить любовь мужа к своей жене только лишь данными о том, как часто он ее целует или как часто говорит ей комплименты. Эмпирики, которые берутся изучать неосязаемый мир, обычно сводят свою работу к исследованию элементов, не имеющих особого значения и интересных разве что для издателей журналов.

Наши усилия решить, что является истиной, могут привести к большим разочарованиям. Должны ли христиане ради разрешения своих сложных проблем прибегать к помощи терапии возврата к переживаниям прошлого? Как нам ответить на этот вопрос?

Интуиция требует, чтобы мы ждали появления внутренней уверенности в себе. Но сколько раз люди «уверенно» шли в неверном направлении. Рационализм призывает нас обо всем хорошо подумать или положиться на мнение более квалифицированных мыслителей, а не на наше собственное. Но даже самые лучшие мыслители думают по-разному. Эмпиризм призывает нас смотреть на результаты: помогала ли в прошлом данная терапия людям, находящимся в депрессии? Но данные только вводят в растерянность. Каждая система консультаций может привести к впечатляющим результатам. Более того, в практике каждой системы можно вспомнить множество ужасных случаев, когда система приносила только вред. И даже если имеют место положительные результаты, то положительны ли они в моральном аспекте? Эмпиризм нам не может ответить на этот вопрос.

Если нам надо обрести такую позицию, в которой мы чувствовали бы себя уверенно, нам нужны способы знания ответов на важные вопросы, отличные от интуиции, рационализма и эмпиризма. И существует еще одна возможность

Откровение

В следующей главе мы поговорим об откровении как основе знания и обсудим некоторые проблемы, которые могут встать перед нами, когда, для того чтобы найти ответы на вопросы, касающиеся консультации, мы стремимся положиться на откровение.